и, возможно, не действующих — лучшее, что можно достать без рецепта.

Нова ждала меня на улице; только вот оставил я её одну, а теперь вокруг неё вились трое… Подростков? Студентов? Поди их различи.

Один из них, хохоча, тронул Нову за зад.

Какого чёрта?

Может, я так привык к тому, что рядлом со мной обыкновенная машина, да к торму же собранная моими руками, но какого чёрта все вокруг норовят потрогать несчастный силикон? Мне пока и помять кого-то живого не удалось, но почти уверен, что робот и девушка — вещи совершенно разные. Так что лапать робота? Вы ещё надувными куклпами так наслаждайтесь.

— Эй! — рявкнул я, стремительно приближаясь. — Вы что вытворяете⁈

— Эй, ты парень этой красотки? — спросил один из парней, настолько ярко-рыжий, что мне пришлось прищуриться.

— Я не парень этой красотки, — измученно выдавил я, отталкивая какого-то пацана от Новы. — Я хозяин этого робота. У вас что, нет глаз? Вы идиоты? Совсем с ума люди посходили, андроида от человека отличить не могут — с таким интеллектом рановато вам к девушкам соваться, не думаете?

— Че сказал? — рыкнул тот, который уже успел хорошенько промять силикон Новы своими потными пальцами. — В смысле робот?

— Она? Робот? — глупо переспросил рыжий, пока третий просто выпучил на меня глаза. — Ты что, мне мозги запудрить пытаешься? Да я тебя…

— Светодиоды наружу — скомандовал я.

Нова молниеносно выполнила команду, открывая миру светящиеся голубые полосы, тянувшиеся вдоль всего её тела. Глаза тоже сияли, да так ярко, что Нова могла бы в одиночку работать уличным фонарём.

В общем, не без причины я их прикрыл, вовсе не без причины.

— Твою мать! — троица отшатнулась и те, Что были понеприметнее, метнулись за спину рыжего. Тот же взвопил: — Что это за ебать⁈

— Не «ебать», а андроид. Самим не стыдно машину трогать? А если бы она настоящей девушкой была, я бы вас вообще руки переломал. А не получилось бы, поручил бы ей; она вас раз в пять сильнее, — заявил я, кивая на Нову. Всё же, есть во мне какие-то инстинкты старшего брата симпатичной девочки. Правда, она еще и в школу пойти не успела.

Лет через десять моя жизнь станет тяжёлой…

— Тьфу, блин, — сплюнул рыжий и махнул своим дружкам. — Таскают всюду своих роботов, что за гадость. Сам, поди, её сиськи трогаешь, когда захочешь, извращенец.

С этими словами троица удалилась, а я так и остался стоять в недоумении, прежде чем ярость всё-таки настигла мой воспалённый мозг.

— То есть, извращенец здесь я⁈ — спросил я в пустоту.

Глава 17

Вступительный экзамен в Императорскую академию. День, когда мечты сотен подростков и их родителей разбиваются в пух и прах. День, когда нервозность в Царьгороде такая густая, что кажется, будто скоро она превратится в какой-то тяжёлый, окутывающий всё вокруг плотными клубами туман. Хуже всего находиться в его эпицентре — я вроде и в толпе молодых людей, а тишина гробовая. Такое чувство, будто это гигантские похороны.

Похороны чьего-то будущего, очевидно.

Сам я старался не волноваться. Если что… нет, никаких если что! Я в себе уверен, мозги у меня работают как надо — что мне, расплакаться от напряжения, как одна из девочек, столпившихся неподалёку?

Да и вообще, за меня волнуется Миша — вон, кругов сто уже вокруг меня намотал: туда-сюда, туда-сюда, туда-сюда…

Мы стояли во дворе Императорской академии, и будь я проклят, если тут не помещается не меньше тысячи человек за раз. Царьгород — город новый, красивый и благоустроенный, а таких, за неимением других слов, чтобы это описать, шикарных мест я всё равно ни разу не видел. Тут тебе и сосны где-то неподалёку, аккуратные зелёные насаждения и клумбы с ухоженными цветами, явно новенькая статуя императора, блестящая на солнце… Главное здание всё равно что дворец — и это я ещё других корпусов не видел.

В общем, сплошное богатство, из-за которого волей-неволей начинаешь думать: а правда ли сюда пустят простого человека, не княжича и не богача?

Впрочем, до вступительного экзамена и допустили-то не всех: слышал, чтобы оказаться на этом самом месте, нужно, чтобы проверили твоё личное дело, характеристику из школы и вообще всё, что можно на тебя найти. Повезло, что я в соцсетях не сижу: охотно верю, что были случаи недопуска из-за найденных там нелицеприятных вещей.

А я не то что отвык — и не привыкал ко всем этим социальным штучкам.

— Сколько ещё? — спросил Миша, когда оказался передо мной. А потом снова позади, и снова перед глазами… Скоро голова закружится от этого мельтешения.

Я глянул на часы.

— С последнего раза, как ты спросил, прошло две минуты. До экзамена тридцать семь минут.

— Целых тридцать семь! — чуть не взвыл парень. — Я думаю, у меня сердце остановится…

— Расслабься, — посоветовал я. — Экзаменаторы тебя не съедят.

— Ну а вдруг? — выпалил он.

В ответ я весело протянул:

— Действительно, а вдруг… Ну ты-то что так волнуешься? Мог же вообще не записываться.

Миша пожал плечами.

— Ну а что ты тут один, а я значит сиди потом, вытягивай из тебя клещами, что тут было? Ещё и Снежу с Серёжей отец решил ещё немного оставить, а мне что делать? Хоть посмотрю на Имперскую академию — я столько денег в одном месте ни разу не видел! Думаешь, ворота реально золотые были?

Я покачал головой.

— А как ты думаешь? Конечно, нет! И защиты никакой, и растащили бы уже давно.

— Блин, а я думала, золотые… — вздохнула какая-то девушка, стоявшая неподалёку и слышавшая наш разговор. Я разочарованно покачал головой: не очень-то приятно, когда тебя подслушивают.

Меньше, чем через десять минут нас начали пускать в классы. Двери тут огромные, коридоры будто на гигантов рассчитаны, а убранства всюду, как во дворце. Даже декоративных ваз понаставили, будто дети не поразбивают их в кратчайшие сроки. Подростки они такие — чуть на них не смотришь, уже чп…

А сам экзамен — не такая уж, в общем-то, и трагедия. Не сложно, скорее, средненько. Если готовился, то попробуй провалить — не получится.

Вышел из академии я совершенно другим человеком: полным энергии, счастливым из-за одного из немногих дней без «требующих перезагрузки провалов» и в целом будто заново родившимся.

С другой стороны, встретивший меня за воротами Миша был моей полной противоположностью: нервный до трясучки и почему-то очень удивлённый.

Завидев меня, он подбежал, схватил меня за плечи и принялся трясти. Я бы увернулся, да только как, от такого-то бульдозера?

— Это был худший день в моей жизни! Я думал, выпуск из школы дерьмо, а это было ещё хуже! — заверещал Морозов.

— Я понял, уймись, — всё же вырвался из железной хватки я. — Что, так плохо? Это было не так уж и сложно.

— Ты что это, — Миша прищурился. — Отличник что ли? Говорил же, не такой уж и выдающийся! Но там же вопросы были такие, ух! Будто университетские. И на выходе поймали, чего-то про семью расспрашивали, как будто опять у соцработника очутился…

Вздохнув, я резво вытянул руку и щёлкнул Мишу по лбу, прежде чем он успел опомниться. Когда он отскочил, глядя на меня, как на предателя, я пробурчал:

— Готовиться надо было. И не конец света, чего так убиваешься… Погоди, о чём это тебя расспрашивали? — переспросил я. — Со мной такого не было. Странно, не находишь.

Миша пожал плечами.

— Не знаю, может, потому что с родителями не живу. К таким как я всегда чуть-чуть с подозрением, хотя с родными тётей и дядей живу, не сирота ведь, — выпалил Миша с сердитым видом.

Какой иди…

…ничего не подозревающий, совершенно невинный человек!

Это как же можно жить без малейшей тени паранойи!

— Ты бы поосторожнее. Лишнего не сболтнул? — спросил я. — Про мелких просили рассказать?

Миша настороженно кивнул.

— Ну да. Типа, с кем живу, какие отношения, как себя ведут… Я что-то не подумал, что ими как-то сильно интересуются… Думаешь, они это, что-то подозревают? — он сморщил нос, крепко о чём-то задумавшись. — Так ведь академия такая серьёзная, да и зачем им лезть во всё это с суперсилами…

Я раздражённо потёр виски.

— Я не знаю. Честно говоря, я уже ничего не знаю, — вырвалось у меня. — Но ты лучше следи за близнецами. Не думаю, что от них отстали бы так просто.

Несмотря на то, что мы с Морозовым распрощались, доехав до города, мне было не суждено отвязаться от него больше, чем на сутки. В половину пятого утра следующего дня (хотя грех такую рань так называть!) он принялся мне трезвонить; когда я разлепил