зло осудить меня за шутки больше походили на признания во влечении, к которым было тяжело относиться без ехидства.

― Да, пошли репетировать, а то нечего будет показать Крэгу, ― наивность и простота уровня младенца. Вальяжно потянувшись, не отходя от девушки, я испытующе осмотрел её в очередной раз за день, довольствуясь точёной фигурой и блеском ровных русых волос. Лапуля хотела было идти к центру сцены.

― Я не хочу, ― снова это неподдельное обезоруженное удивление, доставляющее мне восторг. Брэндона Форда невозможно заставить, если ты, конечно, не Крэг Макарти, предлагающий деньги. ― Почему бы тебе не отдохнуть и не оставить в покое меня? Или у тебя есть идеи, как разбудить во мне интерес к репетиции? ― Мои брови сами намекающе вздёрнулись вслед быстро разыгравшейся фантазии и стремительным догадкам Мишель. Ну же, лапуля, попробуй спровоцировать меня на танцы…

― Брэндон, я думаю, когда-нибудь Макарти от тебя избавится, ― женский мягкий голосок прозвучал вдруг предупреждающе серьёзно и мрачно; я моментально растерял намёки на игривость, осознавая, какие тревожные обороты принимает разговор. Улыбка на лице тут же уступила неконтролируемому замешательству. ― Ты в курсе, что говорят в театре у тебя за спиной?

― В курсе, в дублерах не нуждаюсь! ― Злое изумление разразило во мне задатки былой агрессии также быстро, как моя шутка превратилась в защиту от непрошенного женского беспокойства. Или что это было за оружие против физического возбуждения? Надеюсь, это было не злорадство. Мгновение назад я ещё подумывал, какие движения сойдут для того, чтобы ненароком изучить её округлости, а сейчас вынужден был дерзить и отбиваться. ― Я понял, у тебя талант. Талант убивать моё настроение!

Угрозы быть исключенным из танцевальной команды или, как теперь, коллектива в театре всегда действовали отменно. Я ненавидел подобные методы укрощения моего строптивого характера и одновременно настораживался, желая доказать свою состоятельность, как танцора, и нужность. И однажды уже доказал… Этим фактом из своей жизни я так и не смог гордиться. Но на момент, когда месть ослепила мои глаза, я жил только тем, чтобы восстановить справедливость: Джастин должен был получить по заслугам.

Кто знает, как бы сейчас сложилась жизнь, будь у меня образование и связи после академии, которые забрала у меня Изабель. Переспать с Джастином и напоить перед нашим выступлением едва ли тянуло на продуманный план, но он сработал, и этого было достаточно, чтобы я ненавидел обоих. Мой друг, которого я считал лучшим, и его одноразовая подружка завалили мои вступительные экзамены в академию искусств, и с тех пор я много лет думал, что танцевать стриптиз ― мой удел и судьба.

Теперь я не гнушался получать свою зарплату через трусы, пользоваться образом привлекательного развязного парнишки, чтобы заполнить свободное место и время в жизни алкоголем, весельем, сексом без обязательств и лишних последствий. Весь я изменился ради такого способа существовать: стал стриптизёром с кучей денег и бесполезных знакомств, чтобы всё-таки попасть в театр через шест, пивнушки и, о Боже, столкнуться снова с этой змеёй. Когда-то мы оба претендовали на одно место в академии, сейчас я и Изабель пытались поделить непонятно что и уж точно не по моей инициативе. Я искренне не понимал, что теперь девушке нужно от меня.

Месть свершилась год назад: я покинул "Gladiators" после того, как инкогнито столкнул одного из участников с лестницы, после того, как необычным образом были сломаны спецэффекты на одном из масштабных выступлений команды. После того, как популярность взяла верх над моими нелепыми пакостями, которые только и приносили неуёмный интерес к горячим талантливым парням, и тогда я просто оставил за собой последнее слово ― ушёл прямо перед финалом грандиозного конкурса и больше не смог гадить там, где Джастин каждый раз возделывал успех с нуля. Чистосердечные признания в ненависти к нему и стремительный несвоевременный уход окончательно разрушили нашу давно уже исковерканную недоверием дружбу, принесли мне временное спокойствие, как анестезия перед ампутацией. А потом я понял, что довёл дело до конца и остался ни с чем.

Пускай, я носил за собой груз обид, теперь продолжаю тащить ответственность за гадкие поступки, до сих пор невыносимо гнетущие ночами совесть, но я осознал, что это была не борьба за будущее и не попытки изменить своё положение, а лишь страх перед всё-таки настигшим меня проигрышем. И сейчас, будучи танцором с грязным прошлым, я всё равно попал в театральную труппу Крэга Макарти ― наравне с Изабель, прошедшей, как мне казалось всё это время, мой путь за образованием и большой сценой. Судьба смеялась над нами обоими, пока я искренне не понимал, почему эта девушка продолжает исподтишка вырывать мне яму. Ведь сейчас от моего присутствия в театре не зависело ровным счётом ничего, я не мог осложнять ей жизнь и едва ли представлял угрозу, ведь трудно представить женщину в роле принца, а потому принципиальная непереносимость соперников из прошлого выглядела, как по мне, недостаточным поводом для ненависти ко мне.

― Не злись, я просто переживаю за тебя. Никто не должен обсуждать тебя за спиной, ты ни в чём не виноват. Точнее, не совсем ты, ― Мишель встряла вдруг между мной и с новой силой завладевшими разумом мыслями о прошлом. Сквозь усиливающиеся стыд и терзания я расслышал фразу о том, что девушка за меня беспокоится. Я неловко и поспешно отшатнулся от её тёплого осторожного прикосновения, которым танцовщица попыталась меня приободрить, ощущая, как в груди начинает теплиться какая-то болезненная благодарность.

― Почему ты так думаешь? ― Знала бы ты, лапуля, что на самом деле скрывается за заголовками интернетных грязных статеек, не стала бы вставать на мою сторону. Немного придя в себя от шокировавшей меня ласки, я осторожно поймал её ладони, в сомнениях убирая их со своих плеч, но Мишель не собиралась униматься, ни чуть не смущенная моей грубостью.

― Я знаю, как Изабель с тобой поступает. Тяжело противостоять провокациям, когда человек знает, как задеть за живое. Ты, на самом деле, хорошо держишься. Хоть я и не знаю, что у вас там случилось…

Как я не пытался отбиться от прикосновений и закончить неприятный разговор, Мишель всё подбирала и подбирала слова, не скрывая стеснения за происходящее и искренней обеспокоенности. Необъяснимо и забавно, как охотно я отказывался от её ласки,