– Дышит вроде, – сказал Ивар, думая, что мог расплющить как котенка. – Будите эрилей, надо с ним поговорить…

Стащил с головы лазутчика капюшон, под ним обнаружилось бледное лицо с закрытыми глазами. Подошел зевающий Арнвид, вслед за ним из тьмы явился Ингьяльд, похожий на длинную, нескладную тень.

– Кто это? – спросил старый эриль.

– На корабле шарил. Я его поймал, и помял маленько…

Дозорные догадались принести веревки, и чужака связали по рукам и ногам. Обыскали, и вывалили наземь кучу разных предметов – ножи, кастеты, трубочки, оперенные иголки, звездочки из металла, перчатки с загнутыми вроде когтей крюками, небольшие склянки.

– Непростой лазутчик, – протянул Ингьяльд, а Ивару вспомнились слуги Чернобога, искусные убийцы из Гардарики, что наряжались и снаряжались похожим образом, и творили свои дела по ночам.

Неужто и здесь есть подобная погань?

Добрый Арнвид наклонился и похлопал чужака по щекам, веки задрожали и поднялись, открыв совершенно спокойный взгляд.

– О, очухался, – сказал эриль. – Не сломал тебе наш конунг ребра? Если нет, то сломает, если ты будешь молчать. А если ответишь на вопросы, то мы тебя без затей убьем.

– А почему бы вам меня не отпустить? – спросил лазутчик.

Он совершенно не боялся, при том, что его схватили на горячем, повязали, а вдобавок он попал в руки к великанам из страны мертвых. И это Ивару очень сильно не нравилось – значит, держит что-то в рукаве, какое-то оружие, о котором они не знают.

– По сторонам смотреть! – велел он дозорным. – Ингьяльд, проверь, нет ли кого вокруг.

Молодой эриль кивнул, и отступил от костра, растворился во тьме, старый же закряхтел и раскашлялся.

– Отпустить? – протянул он, прочистив глотку. – Где это видано, чтобы таких как ты, отпускали?

– А что вы хотите знать? – спросил лазутчик.

– Кто ты такой, и что искал здесь? – Ивар смотрел прямо в глаза чужака, тот же шнырял взглядом по сторонам, что-то прикидывал, взвешивал, рассчитывал, и при этом не двигался.

Словно не в путах лежал на твердой земле, а на мягкой перине.

– Что вам скажет, если я поведаю о младшей ветви нефритового клана Нога с гор Нобуяга? – поинтересовался лазутчик с улыбкой. – А имя нанимателя я вам не назову даже под пытками.

– Какая-такая нога? – Арнвид вытаращил глаза. – И ху… нобуяга?

Чужак вздохнул, а в следующий момент вскочил, оказался на ногах. Руки его вылетели из‑за спины, что-то швырнул вниз. Хлопнуло, вспухло облако вонючего дыма, такого густого, что затянуло все вокруг.

Ивар ударил выхваченным мечом, но тот рассек лишь пустоту, услышал удаляющийся топот.

– А ну стой! – гаркнул в стороне Ингьяльд, но чужак и не подумал послушаться.

Дым рассеялся, на том месте, где лежал лазутчик, обнаружились разорванные веревки. Груда предметов, извлеченных из-под черной одежды, исчезла, не осталось ни одного ножа, вообще ничего.

– Шустер, все забрал, – сказал Арнвид задумчиво. – Мелкий и опасный, как хорек.

– Руны говорят, что вокруг чисто, – сообщил подошедший Ингьяльд. – Он так рванул, словно оса в задницу тяпнула. Сейчас уже наверное в лесу, домой чешет и над нами посмеивается.

– Ничего, – протянул конунг угрожающе. – Еще посмотрим, кто будет смеяться последним.

Второй раз Ивар проснулся, когда было светло.

Костер дымил, рядом с ним сидел один из вчерашних стариков, тот, что подревнее, по имени то ли Мотомаса, то ли Есикацу, и Арнвид слушал его, развесив уши, точно лопухи.

Ивар прислушался.

– И тогда почтенный сёгун и говорит – не бывать такому! – вещал нихондзин, размахивая фарфоровой чашечкой едва больше наперстка, в которой наверняка плескалось сакэ. – И все самураи его обнажили мечи, и закричали – не бывать! Ринулись они в бой, потрясая знаменами, и войско узурпатора потерпело поражение, а сам он сделал себе сеппуку и умер в страшных мучениях, поскольку…

– Ну, пуку сделать немудрено, если испугаешься, – сказал конунг, садясь. – А мучения-то откуда?

Старик-нихондзин испуганно замолчал, ну а Арнвид, в руках у которого была такая же чашечка, пояснил:

– Сеппуку – это когда вспарываешь себе брюхо, чтобы кишки выпали. Местные ярлы, когда поражение в бою терпят, с собой подобное учиняют. А друг, что рядом стоит, должен голову срубить, чтобы ты не мучился. А у узурпатора Моритоми, посягнувшего на трон божественного микадо, не имелось друзей, и поэтому он умирал долго, вдыхая вонь собственного навоза.

– Хорошо, что я не местный ярл, и мне эту самую пуку делать не придется, – с чувством заявил Ивар. – А ты, чем саги слушать, спросил бы, что за тип к нам ночью приходил.

– Кто приходил? – старик нахмурился, седые косматые брови едва не сшиблись.

– Да в черном один, – Арнвид махнул рукой, чуть не расплескав сакэ. – Что-то бормотал про младшую ветвь нефритового клана Нога с гор Нобуяга. Мы его вроде бы схватили, даже чуток помяли, а потом он выпустил облако дыма, не знаю, откуда, но вонючего, и удрал.

Старик побледнел так, что на лице остались только глаза, опустил чашечку туда, где на циновке стоял кувшин.

– Вы схватили ниндзя? – прерывающимся голосом спросил он. – Да поразит меня Сусанноо-но Микото…

– Ниндзя? Так они называются? – спросил подошедший Ингьяльд.

Дружинники уже просыпались, кто-то шел умываться к морю, кто-то зевал во всю глотку. На драккаре распоряжался Гудрёд – слышались его реплики и недовольный голос одного из молодых воинов.

На гостя из деревни, конунга и эрилей никто особого внимания не обращал.

– Да, да… ночные воины, стремительные и непобедимые, – краска возвращалась на лицо старика. – Харихиро, староста, послал вчера гонца к господину Такеши, нашему властелину… и тот поверил вестям, прислал лазутчика… а вы его поймали? Не может быть!

– Шустрый – это да, – согласился Ивар, щупая грудь и ребра, где после ночной драки возникли синяки. – Но таких непобедимых у нас в базарный день можно купить по десятку за марку серебра.

Поднявшись, он зашагал прочь от костра, оставив нихондзина сидеть с открытым ртом. Когда вернулся, гостя уже не было, от него остался только кувшинчик и две крохотные чашки.

– Ну вот, ты спугнул Мотомаса-сана, – недовольно заявил Арнвид. – А он столько всего мог рассказать…

– А что у тебя там? – подошедший Нерейд унюхал сакэ, и нос его зашевелился. – Пьешь в одиночку? Нехорошо, видит Владыка Ратей! Разве не грех – не поделиться с соратниками?

– Тебе же вчера не понравилось? – огрызнулся старый эриль.

– И что? – Болтун изобразил возмущение. – Я не могу допустить, чтобы ты давился этой гадостью в одиночку!