Когда Хелен предложили временную работу над проектом «Погружение в Солнце», она охотно ухватилась за эту возможность. Научная значимость экспедиции к Солнцу плюс шанс приобрести опыт руководителя сами по себе уже выглядели достаточно вескими причинами согласиться, тем не менее Джейкобу показалось, что за ее выбором стояло что-то еще.

Хотя Хелен и старалась это не афишировать, она явно не одобряла обе крайности в поведении, которыми славились возвратившиеся на Землю космолетчики: и добровольное затворничество, и неудержимый гедонизм. Под личиной здравомыслия и компетентности скрывалась веселая, кокетливая девушка, но и это было лишь маской, из-под которой проглядывала истинная сущность, и сущность эту можно было емко охарактеризовать одним словом – «застенчивая». Джейкоб рассчитывал за время пребывания на Меркурии узнать о ней как можно больше.

Ужинали в тот день позже обычного. Доктор Кеплер устроил официальный банкет, и, как всегда и бывает на таких мероприятиях, Джейкобу не удалось выкроить ни минутки, чтобы побыть наедине с собой и подумать, а все кругом из кожи вон лезли, стараясь казаться вежливыми и учтивыми.

Но главное разочарование последних дней было связано с самим проектом «Погружение в Солнце».

Джейкоб пробовал расспрашивать и де Сильву, и Куллу, и примерно с десяток трудившихся на базе инженеров, но неизменно напарывался на одну и ту же реакцию:

– Конечно, мистер Демва, только не лучше ли вернуться к этому вопросу после доклада доктора Кеплера? Тогда вам многое станет понятнее…

Ситуация выглядела все более подозрительной.

В его каюте по-прежнему высилась стопка документов из Библиотеки. Он уделял чтению не более часа кряду, и всегда в полном сознании. Перелопачивая стопку, он то и дело натыкался на разрозненные фрагменты уже знакомой информации, мгновенно всплывавшие в памяти.

«Неясно также, почему принги обладают бинокулярным зрением, в то время как у всех остальных резидентных видов, населяющих планету, не более одного глаза. Принято считать, что это и другие отличия являются результатом генетических экспериментов колонистов с Пилы. Хотя пилы не склонны отвечать на вопросы, исходящие от кого-либо, кроме чиновников из Институтов, они тем не менее признают, что превратили прингов из обитающих на деревьях и скачущих по ветвям животных в софонтов, способных ходить на двух ногах и обслуживать фермы и поселения пилов.

Необычная конструкция челюстей унаследована прингами от предков, древесных жителей. Она выработалась в ходе эволюции для обдирания богатой питательными веществами коры местных деревьев; у многих растений на Принге кора заменяет плоды и служит органом, ответственным за оплодотворение и распространение спор…»

Так вот почему рот Куллы так странно устроен! Если знать, для чего предназначены эти жвалы, они уже не вызывают прежнего омерзения. Как ни крути, а тот факт, что они использовались для перемалывания сугубо растительной пищи, заставлял приободриться.

Перечитывая статью, Джейкоб с интересом отметил, что филиал Библиотеки потрудился на совесть. Оригинал, судя по всему, был написан за десятки, а то и за сотни световых лет от Земли и задолго до Контакта. Семантические устройства в филиале в Ла-Пасе, очевидно, поднаторели в искусстве преобразования инопланетных слов и значений в осмысленные английские фразы, хотя, естественно, полностью избежать потерь и искажений при переводе было нереально.

Тот факт, что после первых попыток запрограммировать подобные устройства, предпринятых вскоре после Контакта и обернувшихся сокрушительным провалом, Институт при Библиотеке вынужден был обратиться за помощью к человечеству, хоть немного, а грел душу. Привыкнув переводить для рас, языки которых восходили к одной и той же единой традиции, ПВЦ поначалу шарахались от «причудливой и нестабильной» структуры всех земных языков.

Пришельцы стонали (а также чирикали, звенели или хлопали) от отчаяния из-за того, до какой степени английский, в частности, язык склонен к образцовому, контекстно обусловленному беспорядку. Предпочтение отдавалось латыни, а еще лучше индоевропейскому языку эпохи позднего неолита, обладавшему четкой системой склонений и падежей. Упрямое человечество отказалось сменить свою lingua franca[15] ради удобства Библиотеки (хотя и «шкуры», и «рубахи» принялись осваивать индоевропейский просто по приколу – и те и другие по своим, только им известным причинам) и вместо этого отрядило своих лучших сынков и дочурок для помощи зашедшим в тупик благодетелям.

«Принги прислуживают в городах и на фермах почти на всех планетах, населенных пилами, за исключением их родной планеты, Пилы. Солнце Пилы, карлик класса F3, оказалось для нынешнего поколения разумных прингов чересчур ярким (солнце прингов относится к классу F7). Именно по этой причине пилы продолжают генетические эксперименты, направленные на совершенствование органов зрения прингов, несмотря на то, что срок их лицензии на Возвышение давно истек…

…позволили прингам колонизировать только планеты класса A, лишенные жизни и требующие терраформирования, зато не подпадающие под ограничения со стороны Институтов традиции и миграции. Возглавившие в свое время несколько джихадов, пилы, судя по всему, не хотели, чтобы у их клиентов появилась возможность поставить их в неловкое положение, неразумно поступив с более старым, обжитым миром…»

Сведения, касающиеся соплеменников Куллы, красноречиво свидетельствовали и о галактической цивилизации в целом. Захватывающе, но от рассказа о практикуемых пришельцами манипуляциях Джейкобу стало не по себе. Ему по необъяснимым причинам казалось, что он лично в ответе за описанные события.

От перечитывания документов его оторвало долгожданное приглашение побеседовать с доктором Кеплером.

И теперь он сидел в актовом зале и ожидал, когда же ученый перейдет к делу. Кто такие магнитоядные? И что имели в виду сотрудники базы, упоминая «вторую разновидность» соляриан, которые играли с солнечными кораблями в салочки и, приняв антропоморфный облик, демонстрировали угрожающие жесты?

Джейкоб снова посмотрел на голографический экран.

Указанное Кеплером волокно выросло до размеров целого экрана и продолжало увеличиваться до тех пор, пока зритель не почувствует, что его затягивает в эту перистую огненную массу. Четче прорисовались детали – перекрученные комки, означавшие натяжение линий магнитного поля; струйки дыма, которые то появлялись, то исчезали, когда потоки горячего газа попадали в фиксируемый камерой диапазон; и россыпи сверкающих точек, танцующих вдали.

Кеплер продолжал нескончаемый монолог, иногда излишне углубляясь в технические подробности, но в конце концов неизменно возвращаясь к простым метафорам. В голосе доктора ощущалась твердость и уверенность, он явно наслаждался своей лекцией.

Кеплер указал на один из ближайших плазменных шлейфов: толстую перекрученную темно-красную прядь, завивающуюся вокруг горстки ярких до боли в глазах точек.