– А что с ним?

От недовольства по ее лицу пробежала легкая дрожь, она поморщилась.

– Проблемы с сердцем.

– Это очень серьезно?

– Ему нужно беречься.

– А что-то сделать можно?

– И так уже все делают. Иногда ему просто нужно отдыхать.

Роберт чувствовал нарастающее напряжение. Он сжал губы, словно не желая сказать лишнего, погладил мою руку и обратился к Соланж:

– Вы не передумали насчет экскурсии в галерею «Тейт Модерн»? Можно отменить.

– Нет-нет, я очень хочу пойти, а Петер просил купить ему каталог.

Я разглядывала пол вестибюля, выложенный белыми и серыми мраморными плитками. Роберт опять сжал мне руку.

– Так идем?

– Я бы лучше осталась, побыла с папой. Вы не возражаете? – Я перевела взгляд с Роберта на Соланж.

– Твоему отцу нужно спать, – отрезала она.

– Я не стану его будить. Дай мне ключ от номера. Посижу там, а когда он проснется, заварю ему чаю.

– Ты ведь собиралась все нам показать!

Как же я ее ненавидела! Я столько месяцев скучала по отцу, а она недовольна, что мы побудем вдвоем.

– Я с огромной радостью все вам покажу, – предложил Роберт.

– Спасибо, Роберт. – Она повернулась ко мне. – Тогда встретимся в ресторане.

– Столик заказан на час пятнадцать, – напомнил Роберт, посылая мне заговорщический взгляд – да, нелегко с ней.

* * *

Папа не спал. Одетый в халат, он сидел в кресле у окна.

– Милая, а где остальные?

– Ушли в галерею. А мне захотелось побыть с тобой.

Он встал и крепко меня обнял.

– Я очень рад!

Я села и внимательно на него посмотрела. Он был бледен.

– Ты плохо спал?

– Так себе. Сегодня просто нужно немного отдохнуть. Ничего страшного.

Я погладила его по руке.

– Ходить по галерее Тейта – такая морока. Она огромная.

– Да, я о ней читал.

– За один раз там все не посмотришь, хотя, я уверена, Роберт постарается.

Папа улыбнулся.

– Мне он понравился. Умный человек.

– Да, он очень умный и образованный.

– Не слишком теплые слова.

– Роберт – замечательный. Но я в него не влюблена.

– А он, по-моему, от тебя без ума.

Я пожала плечами. Папа хорошо знал, как я любила Маркуса и как переживала, когда он ушел.

– Папа, серьезно, как ты?

– Нормально. Надо просто пить лекарства и не переутомляться. И все.

Я опять погладила его по руке. Кожа у него была тонкая и сухая.

– Давай намажу тебе руки кремом. Тебе понравится.

Я нашла в ванной пузырек с лосьоном для тела. «Персидская сирень».

– Буду пахнуть, как целый гарем, – улыбнулся папа.

Я щедро плеснула лосьона ему на левую руку и стала мягко втирать в кожу; промассировала один за другим пальцы и запястье.

– Очень приятно.

Я принялась за правую.

Теперь каждая наша встреча может оказаться последней, а еще так много не сказано…

– Иногда я думаю, что на нашей семье лежит проклятие.

– Отчего же, милая?

– Томас, бабушка Таня… наверное, наши гены прокляты.

– Томас умер от инфекции.

– А Таня?

– Конечно, Танина ранняя смерть – ужасная, трагическая потеря, но такие беды случаются в каждой семье. Тебя это пугает?

Вот тогда взять бы и рассказать ему все. Поведать отцу свои печали – какое было бы облегчение. Я смотрела на его лицо, любимое, доброе и такое бледное. Он уже похоронил одного ребенка. Пусть думает, что у меня все хорошо.

– Ее смерть, конечно, произвела на меня впечатление.

– И потому ты боишься заводить детей? – мягко спросил он.

Я покачала головой.

– Ты сам говорил, что после смерти Томаса Соланж так и не оправилась.

– Не оправилась. Понимаешь, мы думали, он температурит из-за обычной простуды. Врач велел сбивать жар, и мама всю ночь делала ему холодные обтирания. И уснула прямо на полу, в детской, может, на час или полтора. А когда проснулась, Томасу было совсем плохо. Он побелел и ни на что не реагировал. Мама страшно перепугалась. Мы тотчас же отвезли его в больницу… На следующий вечер он умер. Менингит иногда развивается мгновенно.

– Прости, что напомнила. Не хотела тебя расстраивать.

– Ты меня не расстроила. Ты меня никогда не расстраивала. Случившееся омрачило все твое детство. Твоя мама не смогла смириться с потерей Томаса. Она его обожала. Я ее почти ревновал. И потом чувствовал себя виноватым. Переживал, что не сидел с ней той ночью.

– Папа, лучшего мужа просто быть не может. Ты так много для нее делаешь!

Он улыбнулся – грустно, словно все еще переживал свою вину.

– Мама два года проболела. Какое-то время не хотела вставать с постели. Я подарил ей щенка, и ей пришлось выходить, чтобы его вывести. Она поправлялась очень медленно. Я понял, какая она хрупкая… и до сих пор она такая.

– Мне она хрупкой никогда не казалась. Она хотела сыновей, а меня полюбить не могла, я ведь просто женщина.

Папа обхватил мое лицо ладонями.

– Пусть Соланж и не показывает, но мы оба гордимся нашей красивой и талантливой дочкой. Не бойся рожать детей, милая. Они приносят столько радости.

Я прижалась к папиной груди. Конечно же, он хочет, чтобы у меня были дети. Они оба этого ждут. Я слушала, как тихо бьется его бедное больное сердце.

* * *

Мы встретились в отеле «Коннот» ровно в четверть второго, как и условились. Соланж пребывала в хорошем настроении. На этот раз в роли хозяина выступал Роберт, и такое место было как раз в его вкусе. За аперитивом он рассказал, что во время войны в отеле жил Де Голль, а генерал Эйзенхауэр часто посещал ресторан. Роберт вечно выбирает такие роскошные места. Нам он посоветовал заказать пирог с курицей – фирменное блюдо. Папа так и сделал – наверное, в благодарность за то, что Роберт возился все утро с Соланж. Ему принесли целый пирог в глиняной тарелке. Под куполом хрустящей корочки обнаружилось перепелиное яйцо всмятку.

– Замечательный штрих. – Папа аккуратно разрезал его, и наружу потек желток, орошая начинку пирога. Проглотив первый кусочек, он сказал: – Просто чудо. Мелочи, говорят, впечатляют лишь глупцов. Я никогда так не думал. Мелочи могут доставлять огромное удовольствие. Взять хотя бы это яйцо. Пустяк, но доводит простой пирог с курицей до шедевра.