– Как успехи? – поинтересовался молодцеватый мужчина в пиджаке спортивного кроя, который виднелся из-под распахнутого пальто.

– Он впитывает, как губка, – поделился Ник.

– Он силен?

– Он неумел и неопытен.

– Не играй со мной, – снова неприятно улыбнулся спортивный пиджак. – Я спросил о другом.

– Он очень силен. Потенциально... – Ник запнулся и судорожно сглотнул. Признаваться в этом было тяжело. – Потенциально он много сильнее меня, – выдавил, наконец. – Когда он не хочет, я не вижу его тела Силы.

– Хорошо, – кивнул обладатель спортивного пиджака и зашагал вокруг памятника, удаляясь от старухи с голубями.

Ник засеменил следом. О чем они беседовали, пока гуляли около изваяния автора «Вия» и «Мертвых душ», не слышал никто. Но говорили довольно долго. Неторопливой походкой успели четыре раза обойти памятник кругом. Ник активно жестикулировал, объясняя что-то. Его собеседник больше слушал. Причем делал это с достоинством.

На пятом круге они остановились практически в той же точке, с какой начали движение.

– Когда ты мне будешь нужен, я дам знать, – пообещал обладатель спортивного пиджака. – Теперь иди.

Голос звучал так властно, что ослушаться было невозможно. От осознания этого снова захотелось выть, как посаженной на цепь собаке. Ник закусил губу, вздохнул и выдавил еле слышно:

– Когда это случится?

Желание развернуться и бежать от своей наглости и собеседника чуть отступило. Словно хозяин слегка ослабил цепь, устраивая собаке праздник. Молодцеватый тип улыбнулся острой, как опасная бритва, улыбкой:

– Уже скоро.

Ник сильнее закусил губу, понимая, что сейчас, повинуясь чужой воле, развернется и уйдет. Но у оппонента было, видимо, хорошее настроение.

– Ты ведь хотел спросить не об этом. Так давай. Отвечу.

В глотке пересохло. Николай понял, что ему дают шанс, что вопрос только один и ответ только один. Другого не будет. И спросить надо точно, о самом главном.

– Кто... – решился наконец Ник. – Кто вы?

И тут же съежился, чувствуя, что на голову обрушатся гром и молния. Но обладатель спортивного пиджака лишь расхохотался.

– Этой тайне восемь с половиной сотен лет, – отозвался он весело. – Неужели же ты думаешь, что я так легко с ней расстанусь? Но я обещал ответить.

Он запустил руку в карман и вытащил оттуда небольшой предмет. Подкинул. Кругляшок завертелся в воздухе, словно монетка, и шлепнулся на раскрытую ладонь. Ник жадно уставился на нее.

Нет, это была не монета, скорее талисман. Бляха с дырочкой для шнурка, чтобы можно было повесить на шею. А на бляхе одной хитросплетенной линией начертан странный символ.

– Знаешь, что это? – спросил безымянный хозяин.

Николай помотал головой.

– Амулет? Артефакт?

Обладатель спортивного пиджака снова рассмеялся:

– Это символ. Всего лишь символ. Хоть ему тоже сотни лет.

– Вы... – Ник облизнул пересохшие губы. – Вы живете восемьсот пятьдесят лет? Знаете секрет вечной молодости?

От волнения он начал заикаться.

– Вечно не живет никто, – жестко произнес собеседник и сунул оберег в карман пиджака. – Разве что память. Да и та избирательна. Мы просто помним своих предков. В этом наша сила. Теперь уходи.

* * *

Он проследил за удалявшимся Николаем. Когда тот скрылся в толпе, несущейся к входу в подземку, Степан перебрался через дорогу, поднялся к Арбату, нырнул в подземный переход под ним и устремился по Бульварному кольцу к знакомой кофейне.

Даргри был на месте. Сидел, как и в прошлый раз, под портретом Булгакова и вяло ковырял салат. Судя по тому, что сам предложил встретиться здесь, забегаловка с портретами писателей ему нравилась. В отличие от местной кухни. Выражение лица, с каким дейвона тыкал вилкой в «Цезарь», говорило о многом.

Появление Степана Даргри воспринял с оптимизмом. Салат отпихнул с такой поспешностью, словно только и ждал, когда случится чудо и в тихом кафе произойдет хоть что-то, ради чего можно будет отказаться от экспериментов со здешней стряпней.

– Что нового, Стефано?

– И тебе доброго здоровья, – ухмыльнулся Степан.

– Не тяни кота за причинное место, магистр, – попросил Даргри. – Я сегодня не настроен на долгие прелюдии.

– Ага, – усмехнулся молодцеватый. – Быстро потрахаемся и баиньки. Да, дорогая?

Дейвона медленно налился краской, щелкнул себя по торчавшему из шевелюры рогу. На фоне побагровевшей физиономии и без того безупречная рубашка показалась белоснежной, как в рекламе стирального порошка.

– Все идет, как задумано, магистр, – сказал Степан, решив, что не стоит больше дразнить собеседника. – Мальчишка силен. Когда того не хочет, старик не видит его ауры.

– Старик – слабак, – зло выплюнул Даргри.

– Ты хочешь сказать, что старик не нужен? – Степан удивленно приподнял брови.

– Не знаю, – покачал головой Даргри.

– Тогда пусть остается. Может пригодиться. Кстати, кто приведет мальчишку к нам? Он?

– Или она, – задумчиво произнес Даргри.

– Так он или она?

– Не знаю, – снова покачал головой дейвона и выудил из кармана пачку вонючих сигарилл. – Посмотрим, как сложится.

Университет был одной из немногих вещей, что остались у Володи от прежней жизни. И хотя в коридорах порой встречались представители других рас, здание сохранило свой облик и за Пеленой.

Порой это вызывало ностальгию по тем временам, когда все было иначе. Отец и мать существовали в единственном числе, мир выглядел привычно, а магия была только в фэнтезийных романах, которые почитывал на досуге Андрюха Потапкин.

Впрочем, Потапкина не было. Не то приболел Андрюха, не то загулял. Оттого настроение, под цвет слякотной мерзопакости за окном, становилось еще более гадким.

С третьей пары Володя сбежал. Прогулы давно перестали его пугать. Примерно с той поры, как он освоил наведение иллюзий. С этим заклинанием и чистым листком бумаги, который по его желанию превращался в медицинскую справку с пугающим диагнозом, Володя из злостного прогульщика переходил в разряд болезненных юношей. И если прогулы раздражали, то диагнозы, которыми он морочил преподавателей, вызывали у них смесь жалости и уважения: «Мальчик болен, но так старается».

Торчать в универе не было сил, до работы же времени оставалось навалом, и Володя судорожно соображал, куда себя девать. Отец по-прежнему приходил сам и звонил сам. Никакой возможности связаться с ним по собственному почину у Володи не было. Можно было бы выпить по бутылке пива с Андрюхой, но раздолбай-приятель как назло запропал. Ехать домой и объяснять что-то маме не хотелось.