В последнее мгновение выбросил в ответ свою «руку» и заблокировал выпад.

Отец усмехнулся:

– Хорошо. А ну-ка еще...

Второй удар оказался еще более яростным и молниеносным, чем первый, но Володя успел и на этот раз. А потом сделал осторожный выпад в ответ, и этого оказалось достаточно, чтобы разозлить отца.

Взгляд Ника сверкнул металлом, он хищно прищурился.

– Ну, держись, – оскалился Ник в нехорошей ухмылке, и Володя сосредоточился на поединке.

Несколько минут потратили на энергетический бокс.

– Достаточно, – сказал отец, пропустив удар в лицо, и они перешли к другим заклинаниям.

Морок – простейший отвод глаз, чтобы тебя не увидели, или увидели, но не запомнили. Куда более сложные иллюзии – когда ты всовываешь в мозг другого созданный тобой образ.

Это давалось Володе с удивительной легкостью, несмотря на очевидную сложность. Отца подобное положение дел озадачивало, удивляло, но почему-то совсем не тешило, хотя что может быть естественнее, чем родитель, радующийся успехам собственного отпрыска?

«Призрачный клинок» – настоящее оружие, заклинание, которым можно убить.

Чтобы пустить его в дело, Володе пришлось постараться, но зато и эффект вышел отличным – срубленная ветка толщиной в руку шлепнулась на снег. Такое удавалось далеко не всегда.

– На сегодня хватит, мой мальчик, – без тени заботы, но с толикой гордости в голосе произнес Ник.

Володя так и не понял, была ли это гордость за успехи сына или за собственные педагогические «достижения».

– Неплохо, мой мальчик, – Ник старался говорить непринужденно, но голос звенел от напряжения. – Очень неплохо.

Володя отряхнул налипший на джинсы снег. Рыхлый и мокрый.

– Что дальше?

– Дальше в другой раз, – посерьезнел отец. – Покажу тебе еще пару штучек. А сейчас домой. Поздно и холодно.

Володя поежился. Холодом и впрямь тянуло. Только не от земли, укрытой готовым растаять снегом, а от голоса Николая. Не был этот голос, хоть убей, голосом заботливого отца.

Не оглядываясь, Ник побрел прочь из парка. В город. К метро.

– Слушай, – окликнул Володя.

Отец нехотя остановился.

– Что?

– А зачем все это?

– Что все? – не понял Николай.

– Ну зачем из меня делать мага?

– Хороший вопрос, – фыркнул отец. – Ты же сам захотел. Это твой выбор.

Володя резко застегнулся под горло, пытаясь защититься от мерзостного озноба. Тот возник то ли от вопросов, то ли от ответов. А быть может, тепло ушло вместе с силами во время испытания.

– Я не про себя, – буркнул Володя. – Зачем тебе нужно делать из меня мага?

Ник вздрогнул и посмотрел куда-то в пустоту.

– Это долгая история, мой мальчик, – промямлил он. – Но я тебе позже расскажу. В следующий раз. Ага?

* * *

Всю дорогу до дома Володя думал об этом следующем разе. И чем больше вокруг неозвученного ответа крутились мысли, тем больше вопросов возникало.

Снег посыпал с новой силой и еще щедрее прежнего. У подъезда сугробами торчали машины. Возле одной мелькнула тень. Володя устремился туда, еще не понимая толком, что его заинтересовало, что привиделось.

Тень между тем оформилась в силуэт, дрогнула, метнулась было в сторону, пытаясь скрыться, но так и осталась на месте.

«Петрович!»

Володя вдруг вспомнил, что не видел старика с его колымагой уже несколько недель, а то и месяцев. Хотя прежде встречал чуть ли не каждый день.

– Петрович! – позвал Володя.

Тот робко высунулся из-за своей «копейки», и Володя обомлел. На него смотрел невысокий тощий человек. А вернее – не человек. Представителя желтой сферы в нем выдавали массивный нос, не менее могучие уши, да еще огромные, круглые, как у совы, глазюки.

– Привет, – безрадостно поздоровался из-за капота Часовщик.

– Здрасьте, – пробормотал Володя.

Петрович выпрямился. Теперь, без Пелены, он, казалось, стал еще меньше ростом. Взгляд совиных глаз уколол Володю так остро, будто невидимый фокусник принялся втыкать в сердце спицы.

– Зря ты во все это впутался, – заявил Петрович.

– Во что? – не понял Володя. Или скорее сделал вид, что не понял.

– Зря, – покачал головой Часовщик. – А был хорошим мальчиком.

С такой укоризной с Володей последний раз разговаривал воспитатель в старшей группе детского сада. Он интуитивно подался вперед, но на Петровича, или как там звали Часовщика на самом деле, его порыв произвел совсем другое впечатление.

Резко щелкнуло. Часовщик смазанным движением юркнул внутрь «копейки». Хлопнула дверца. Клацнула кнопка запора. Снежная шапка съехала по стеклу передней дверцы. Где-то внутри в мутных разводах растворилась фигура соседа, который казался неотъемлемой частью мироздания, а теперь отчего-то из общей картины мира выпадал.

– Вы чего? – позвал Володя растерянно, но Часовщик, скрывшийся внутри «копейки», не отозвался. Не то не услышал, не то сделал вид, что не слышит.

Домой Володя вернулся с испорченным настроением. Папе с мамой, которые не спали, а ждали его возвращения, бросил пару дежурных фраз и поспешно скрылся у себя в комнате.

Свет включать не стал. Темноту разбавляли отсветы фонарей и фар проезжающих под окнами машин.

Володя, не раздеваясь, лег на кровать и уставился в потолок. Благодаря подключению к источнику он успел восстановиться после испытания и от нечего делать выставил невидимую «руку». Конечность тела Силы устремилась к потолку.

Впервые Володя использовал заклинание не по назначению. Ощущение показалось странным, но назвать его неприятным он бы не рискнул. Скорее наоборот. Энергетическое ощупывание покрытой побелкой бетонной плиты было значительно интереснее, нежели отвешивание магических оплеух.

Он так и заснул, оглаживая «третьей рукой» потолок.

* * *

...«Как же неумно все получилось, – думала великая княгиня Московская Софья. – Проверять надобно было. Все проверять».

С другой стороны, все и было проверено и перепроверено.

Известно было, что в Моско имелись могучие, но ничейные источники. Подтверждено было, что московские князья, как и их предки, роду принадлежали человеческому и магическими способностями не обладали. Да и о существовании источников не знали. А кто владел теми источниками? Кто бы ни владел, сила, помноженная на власть, подвинет любую другую силу. Эту мысль игнорировали многие маги. Но только не Софья, называвшая себя дейвона.

Дейвона она была ровно наполовину, но если кто-то намекал ей на смешанную кровь, приходила в ярость, брызгала слюной. Преданность сфере была столь сильной, что даже мать клана принимала ее как есть, хоть порой это было непросто.