Вытянув свою ладонь из его, она убрала руки за спину, старательно сохраняя на лице улыбку. Хотя, откровенно говоря, улыбаться ей вовсе уже не хотелось:

— Я даже не могу спорить с тобой, потому что далека от всего, о чем ты говоришь.

— Вот я и пришел, чтобы пригласить тебя в театр и показать его нутро, так сказать. Показать, как все на самом деле там происходит! Ты многое поймешь, когда увидишь! Ты получишь массу новых эмоций! — снова воскликнул он и провел пальцами по ее плечу, медленно опуская руку до локтя.

Его прикосновения начинали Ольгу напрягать, а приглашение вызвало замешательство. Он настойчиво пытался заинтересовать ее тем, к чему у нее не было ни тяги, ни охоты.

Почему-то многим кажется, что любая девушка хочет стать артисткой. Заблуждение. Очевидно, Дорчаков был из числа таких заблуждающихся. Увлеченный театром, он, видимо, верил, что в каждом есть такая тяга, и каждого не может не завораживать театральное действо.

— Поверь, — продолжал он напыщенно, — все, что зритель видит из зрительного зала, это не есть настоящий театр. Ты была в зрительном зале, а я приглашаю тебя за кулисы. Туда, где находится театральная кухня, где кипят не сценические страсти, а бурные человеческие устремления и битвы. Я приглашаю тебя в самый центр театральной вселенной, в свой кабинет. Я покажу тебе такое, что даже не снилось нашим мудрецам! — он произнес эти слова так, как будто со сцены произносил монолог из Шекспира. Его глаза горели и он, сдавалось, забыл, что находился в обыкновенном классе обыкновенной музыкальной школы, и что зрителем его была всего одна красивая молодая женщина.

Ольга могла бы ответить, что ей уже приходилось бывать за кулисами театра, но не стала, видя, как Антон, отойдя на середину класса, взмахивал руками и любовался собой. В эти мгновения он больше всего мечтал, чтобы Ольга восторгалась им не только, как режиссером, но еще и хорошим актером, чтобы аплодировала ему.

Но та прыснула смехом, остудив его пыл. Антон заморгал обескураженно. Однако быстро нашелся, направил на нее свой указательный палец и проговорил:

— Ты смеешься, значит, тебе интересно! Значит, хочешь узнать, в какие тайны я собираюсь окунуть тебя! Ловлю тебя на смехе! Поехали! Едем прямо сейчас! Театр ждет тебя! — подхватил ее за локоть.

Она не двинулась с места. Улыбка медленно сползла с ее лица. Глянула на Дорчакова, как на нечто диковинное:

— Да ты сумасшедший, Антон!

— Но ведь ты кого угодно сведешь с ума, Ольга! — выдохнул тот.

— Я тут ни при чем. Ты просто помешан на своем театре и хочешь, чтобы это помешательство стало всеобщим. Так не бывает, Антон! — она шагнула к пианино. — Здесь не театр, здесь музыкальная школа, здесь я работаю, преподаю уроки музыки детям. Дорчаков проследил взглядом, как она подошла к музыкальному инструменту и коснулась длинными пальцами клавиш. Ему чертовски захотелось, чтобы ее пальцы коснулись его тела. Он с трудом оторвал себя от этих мыслей и притворно возмутился:

— Ты считаешь, что я сейчас не на работе, а просто баклуши бью? Ты ошибаешься, Ольга! Режиссер всегда должен быть в работе. Мой мозг никогда не отдыхает. Я всегда в поиске подходящей фактуры, чтобы сделать с нее слепок для образа того либо иного действующего лица в очередной пьесе. Чтобы всякая новая постановка произвела фурор, приходится много поработать над каждой ролью в спектакле. Поэтому я постоянно изучаю повадки людей, прислушиваюсь к их речам, запоминаю характерные черты, дабы затем воплотить их в своих начинаниях. Зритель сейчас капризный. Стандартным набором его не увлечешь. Надо неизменно чем-то удивлять. А для этого приходится беспрерывно искать и привносить результаты поисков в сценическое действо. Это нелегко, Ольга. Это каторжный труд. И я хочу показать тебе, как он тяжел, и как он прекрасен, когда, оценив его по достоинству, зрительный зал рукоплещет. Зритель рукоплещет актеру и не думает о режиссере, а ведь на самом деле он рукоплещет режиссеру, потому что актер, это всего лишь пластилин в руках режиссера. И то, что слепил режиссер, то и видит зритель на сцене. Это как в кукольном театре. Важна не кукла, а тот, кто дергает за ниточки.

Ольга накрыла клавиши крышкой, выслушала монолог и пожала плечами. Ей показалось не совсем уместным сравнение актеров с куклами, но она никак не прокомментировала это. И чтобы не обидеть Дорчакова, отказала ему обнадеживающе:

— Может быть, когда-нибудь в другой раз приму твое предложение, Антон, и посмотрю ваше закулисье, но не сегодня здесь и сейчас. Сейчас не могу, у меня занятия с учениками.

Не принимая ее ответ, он сильно зажмурился. Такой прием был хорошо известен ему, он и сам всегда говорил подобные слова всем, кому хотел отказать. Он был опытным человеком в хитросплетениях слов, потому решил закончить разговор на другой ноте, а именно на той, которая устраивала его:

— В таком случае, — сказал он, — договариваемся конкретно! — и спросил. — Когда у тебя заканчиваются уроки?

— Через четыре часа, — машинально ответила Ольга и посмотрела на часы.

Торжествующим тоном победителя, Антон выплеснул:

— Тогда через четыре часа, тютелька в тютельку, моя машина будет стоять у подъезда музыкальной школы, — протянул Ольге руку и в его глазах запрыгали азартные огоньки.

Она рассеянно пожала плечами.

Отступая к двери, он продолжал смотреть на Ольгу и улыбаться.

Потом сильно распахнул дверь, выскользнул из класса в коридор и вздрогнул от неожиданности, столкнувшись носом к носу с Думилёвой.

У той в глазах появилось крайнее недовольство, которое мгновенно превратилось в возмущение и негодование.

Антон замер на месте, по лицу пробежала оторопь, однако тут же попробовал взять себя в руки и широко улыбнуться:

— Наши встречи происходят все чаще, мадам! — воскликнул манерно с поклоном.

Евгения в красивом макияже, красивом летнем открытом платье, в драгоценностях на шее и ушах, в дорогих босоножках, была выше его ростом, смотрела сверху, и в ее голосе он уловил морозный холодок:

— У тебя разносторонние интересы, как я погляжу, Антошка! Что ты тут делаешь, пакостник? — спросила она.

— Ну почему же сразу пакостник, мадам? Музыка и театр это одно целое, мадам! — настороженно с обидой ответил он и выпрямился, пытаясь продолжать манерничать.

Грубоватый голос Евгении погасил манерность Дорчакова и возвратил Антона на землю:

— Потому и пакостник, что для тебя молоденькие актрисы и преподавательницы музыкальных школ, это тоже одно целое! — сказала раздраженно.

— Все можно объединить, мадам, было бы желание и умение, — Антон силился говорить в шутливом тоне, хотя мускулы на его теле были напряжены.

Не принимая его тона, Евгения отрезала:

— Сиди в своем курятнике, довольствуйся своими курами! И не пытайся объединять, когда это вредно для здоровья! Знаешь, что случается при неусвояемости пищи? — повысила голос.