Посреди тишины, предшествующей грозе, Стив уловил сзади себя легкие шаги — шаги человека, желающего бесшумно скрыться. Что-то внезапно подсказало ему обернуться:

— Это вы шьете платья для Лианы, если я правильно понял! Значит, вы одеваете и Файю.

Мужчина замер посреди холла.

— Вы должны знать, где она!

— Вы преувеличиваете…

Стив схватил его за руку:

— Говорите! Вы не можете не знать…

Стеллио высвободился:

— Послушайте, успокойтесь. Да, я знаю… кое-что. У меня есть друг…

— Ближе к делу, прошу вас.

— Он танцует в труппе у Дягилева и все мне рассказал. Файя была на просмотре, но Дягилеву не понравилась. Она не профессиональная танцовщица, понимаете?

— Ну и?..

— Ну… Говорят, уехала в путешествие.

— Куда?

— Не знаю… Но обязательно скажу, как только сам узнаю больше. Мы ведь соседи, не правда ли?

— Да, соседи, — согласился Стив, сбегая по лестнице.

Он вернулся домой, закрыл ставни, отослал прислугу и начал пить. Это длилось три дня. Он дремал, наигрывал на рояле, опять пил, погружался в океаны аргентинской музыки, звучавшей из квартиры на другой стороне улицы, где всю ночь танцевали с открытыми окнами, а потом снова принимался за джин.

Однажды утром — должно быть, это был вторник или среда — в дверь позвонили и передали записку от Файи. Стив разорвал конверт, не обратив внимания на посыльного, ожидавшего чаевых: «Я… у д’Эспрэ, приходи скорее…»

На лестничной площадке показался Стеллио.

— Она вернулась, — сказал спокойно Стив.

— Да, я знаю. Слава богу! После того, что произошло…

— А что произошло? — спросил Стив.

— Как, вы не знаете? Но…

Стеллио увидел валявшиеся повсюду бутылки, почувствовал отвратительный запах джина.

— Свершилось! Убийство сербского принца в Сараево!

Стив отмахнулся:

— Меня меньше всего на свете интересуют эти европейские истории!

Стеллио был ошеломлен. Увидев, что Стив собирается закрыть дверь, он быстро заговорил:

— Файя была в Венеции, в то время как вы искали ее! Я вам это рассказываю по-дружески, поймите! Другие не рискнули конечно же! Она была в Венеции с австрийским банкиром, который финансирует императора. Она вполне могла бы не возвращаться, последовать за ним в Вену, но нет, она его бросила сразу после убийства в Сараево! Восточный экспресс, тут же! В тот же день! И вот она здесь… — Его голос внезапно осекся. — …среди нас. Теперь все мы уйдем на войну и больше не увидим ее. Потому что… вы знаете…

— Перестаньте, в конце концов, говорить о войне, заклинаю вас всеми богами! — заорал Стив и хлопнул дверью.

Он перечитал записку, как обычно, очень краткую:

«Я жду тебя у д’Эспрэ, приходи скорее, ты мне нужен. Знаешь, вдали от тебя я не бываю красивой. Но с тобой, Стив, с тобой…»

Она не смогла или не захотела закончить фразу. Во всяком случае, этого было достаточно, чтобы за четверть часа Стив оделся, надушился, чисто выбрился, привел в порядок усы, укротил волосы и устремился на Тегеранскую улицу…

Он вернулся уже на заре, кинулся к роялю и играл до утра.

Это не пришлось по вкусу его соседу. Стеллио не мог ускользнуть от этой музыки, будоражащей его не из-за странности звучаний, но из-за нездоровой радости, исходившей от нее. Он поднялся и взял, чтобы успокоиться, маленькую восковую статуэтку, которую лепил уже несколько недель. Он разорвал несколько старых тканей, достал из них длинные золотые нити, сплел их и потом прикрепил к голове куклы. Именно в этот момент у Стеллио появилась идея создать манекен в натуральную величину — образ длинноногого и совершенного тела Файи, — на котором можно было бы показывать модели маэстро и, возможно, когда-нибудь собственные творения.

Но поскольку рояль американца не успокаивался, он наклонился над византийским кадилом Лобанова, зажег там несколько капель фимиама, бросил туда куклу с золотыми волосами и смотрел, как она расплавляется, напевая арию Рейнальдо Ханна под названием «Надушенная смерть».

* * *

Итак, Стиву выдались еще две недели счастья. В те длительные минуты молчания, предшествующие или следующие за их любовными утехами, Стив пытался найти в Файе непреложное свидетельство ее предательства. Но что это мог быть за знак? Если исключить несколько осунувшиеся черты лица, легкую синеву век, то Файя походила на себя самое — роскошную, таинственную, почти немую. Впрочем, а были ли они: банкир, Венеция и вагон-люкс? Как узнать? Ни до, ни после любви, никогда она не открывалась больше, чем в своих записках: краткие слова, незаконченные фразы. Иногда Стиву хотелось ее ударить. Затем, на пике любви, когда, стонущая и беспомощная, она казалась наконец покорившейся, он воображал, будто она его рабыня, и ликовал: она принадлежит ему, отмеченная его знаками. Только его! Он ею обладал. И ревность переходила в наслаждение.

Однажды утром Файя начала перебирать свои платья. Открыла чемоданы, вынула оттуда туники, юбки, костюмы для яхты, для пляжа.

Она пошла в туалетную комнату, а он продолжал мечтать о радостях, ждущих их в Довиле, лаская ее платья, разбросанные в беспорядке на креслах. Он поднял одно, похожее на манто: оно было отделано довольно тяжелой парчой и огромными накладными розами из бархата, такими же, какими были расшиты все ее пояса. Она повторяла мотив этих цветов вокруг себя — на лаковых комодах, на бумаге для писем, на носовых платках.

Пресытившись нежностью бархата, немного стыдясь мальчишества своего поступка, Стив собирался положить платье на место, когда какой-то предмет выскользнул из внутреннего кармана. На самом деле, пустяк: маленькая стеклянная гондола, завернутая в шелковую бумагу, вещица довольно скверного вкуса. И скомканная записка с венским адресом и несколькими словами по-французски.

Стиву потребовалось время, чтобы прочесть ее. Тем не менее смысл был ясен: это было объяснение в любви, сопровождаемое упоминанием об украшении, которое Файя должна была получить по прибытии на улице де Ля Пэ как плату за свою благосклонность, и тысяча извинений за внезапный отъезд.

Стив ринулся в ванную комнату. Файя еще не была причесана, он схватил ее за волосы и помахал перед ней запиской:

— Где это украшение? Ты уже взяла его? Ответь!

Она поправила бретельки дезабилье, но не ответила.

— Ты мне это скажешь сейчас же, или я отведу тебя к ювелиру и заставлю там признаться!

Файя упорствовала в своем молчании. Он отпустил ее волосы, бросил на пол стеклянную гондолу и растоптал. Она улыбнулась, подошла к нему, открыла объятия, пытаясь поцеловать.

— В конце концов, Стив, что за глупая ревность! Я тебе это говорила тысячу раз! Удовольствие…