– Эх! Если бы дело было у меня, – рассуждал бывший опер, – то я бы в обязательном порядке обратил внимание на это странное несоответствие, как и в случаях с Дмитриевой и Жарко. Факт, более чем подозрительный, когда жертвы, не злоупотреблявшие алкоголем, умирают именно от него.

«Надо было свидетелей искать и с ними работать не формально, для галочки, как это обычно бывает, а трясти всех, кто мог хоть что-то видеть», – мысленно обращался к сочинским коллегам Торопко.

«Но они ведь ничего не знают про Тарасова!»

– Послушай, Валер, да у нас в стране от метанола тысячи гибнут! А ты предлагаешь всех трясти. Люди пьют и технический спирт, и политуру, и антифриз… – возражала Валерию Петровичу супруга. – Вот и травятся. Это статистика! А тебе везде отравители мерещатся.

– Ты, Свет, забываешь, что речь идет о вполне себе благополучных гражданах, не об алкашах, которые пьют политуру.

– Но ведь и с ними может произойти несчастный случай! Как говорится, все под Богом ходим.

– Нет, дорогая моя, в несчастный случай нас заставляют поверить! Как ты не понимаешь, ведь это ловушка. Ее подстроил тот, кто задумал и совершил эти убийства. Именно поэтому он выбрал не какой-то редкий экзотический яд, а метанол, которым, исходя из твоих слов, все травятся. К тому же его легко достать. Сейчас любой работяга с лакокрасочного производства вынесет хоть целую канистру метилового спирта за вполне умеренную плату. А остальное – дело техники…

– И все же смерть этого археолога квалифицировали как несчастный случай, – вставила Светлана.

– Да потому что так проще! Возиться не надо! Потому что всем на все наплевать! – взревел Торопко, багровея лицом. – Тарасов жил в другом городе, в другом государстве. Тогда это была еще Украина. Эх, при Союзе все эти эпизоды давно были бы объединены в одно дело, а сейчас… Дмитриева и Жарко убиты весной, а Тарасов в феврале. Константин непьющий мужик, тетки – тоже, и все трое отравились метанолом. Господи! Неужели во всем Сочи не найдется ни одного мента, кто догадается про магазин «Галеон» и про шамкинский клад! – Валерий Петрович вскочил и размашисто стукнул кулаком по столу.

– Валера! Не кипятись. Оно, конечно, Александр Македонский – герой, но зачем стулья ломать! Сейчас давление подскочит! – поспешила успокоить его жена. – Все будет хорошо, они догадаются. А если не догадаются, то ты подскажешь.

– Интересно, каким же образом?

– Да у тебя же везде друзья-приятели. Не в первый раз. Найдешь ходы…

На это Валерий Петрович с жаром возразил, что, дескать, так не делается, не принято, и советы его больше никому не нужны, а она, Светлана, в этом не разбирается.

Но, несмотря на внешнее раздражение и нахмуренные брови, он вдруг понял, что жена права. Как показывал опыт, еще в бытность работы Торопко в управлении мнение стороннего человека зачастую оказывалось полезным. Так сказать, взгляд извне… И этот их разговор он начал не случайно. Он привык озвучивать ход своих мыслей, спорить, объяснять, доказывать, раскладывать по полочкам. Вот и теперь Торопко с энтузиазмом принялся рассказывать Светлане, что предпринял бы он, если бы занимался расследованием этого дела, а про себя решил, что все-таки позвонит тому самому капитану Неверову. И плевать ему на условности и правила…

Вскоре монолог отставного подполковника затих. Валерий Петрович уронил двойной подбородок на грудь и погрузился в глубокие раздумья.

Бросив взгляд на мужа, Светлана в который раз подумала, что, возможно, была не права, убедив его выйти в отставку: «Лишила мужика любимой работы, а он теперь мается…»

Вздохнув, она собрала со стола посуду и отправилась к соседке Елене – собеседника она утратила, а воскресный вечер продолжался.

Дачный поселок жил своей жизнью, по дороге грохоча и испуская клубы дыма, проехал мотоцикл, где-то залаяли собаки, на дальнем участке включили музыку, пьяные голоса подпевали Владимиру Высоцкому, кто-то заливисто смеялся…

А в чайном домике сыщика Торопко стояла тишина, лишь изредка нарушаемая скрипом кресла и неразборчивым бормотанием:

– Ведь не с пустыми же руками я к нему сунусь… кое-какие факты у меня имеются… это, конечно, не туз в рукаве и даже не король. – Нет, скорее дама, потому что именно «с дамой» он встречался на прошлой неделе в психоневрологической клинике «Возрождение».

Печальная сказочница Шамкина Лера стремительно шла на поправку. Не зря, значит, ее лечащий врач диссертацию пишет.

– Имейте в виду, у нее проблемы с кратковременной памятью, – предупредил он Торопко. – То, что было вчера или неделю назад, она вспоминает с большим трудом, а вот про детство, молодые годы готова говорить хоть целый день. Что там – правда, что – вымысел, я не знаю. Но пообщаться вы можете. Полагаю, беседа даже доставит ей удовольствие.

Так оно и произошло. Лера делилась с Торопко своими воспоминаниями с необычайной охотой. Радуясь тому, что ей задают вопросы и еще внимательно слушают, она рассказывала обо всем, что помнила, с одинаковым воодушевлением, и о своих давних поклонниках, и о гибели близких. В голосе ее не было и тени сопереживания, будто речь шла о новостях по телевизору.

– Не-а, как убился Андрейка, я не видела, в городе была. Тогда в доме Натка, жена его, оставалась. Вот и недоглядела, проворонила. Она брата не любила, никого кроме себя не любила, ни с кем знаться не хотела. Слишком гордая была, образованная и хитрая как лиса. Ведь это она Андрейку надоумила золото продать. Из-за нее все так вышло. А я про то ничего знать не знала. – И Лера довольно подробно описала, как однажды вечером в их дом зашел участковый, а следом за ним приехал милицейский микроавтобус. По ее словам, милиционеров было много, они зашли в дом и вели себя очень нагло.

– Не пойму я, почему они с Андрейкой так говорили, будто он уголовник какой! Ведь он ничего плохого не сделал, ни у кого ничего не украл, не отнял… А если что-то в горах нашел, так этим испокон веку все в поселке занимались. «Почему же вы других не обыскиваете?» – спросил их дед, но те ничего не ответили, а сказали, чтоб Андрей добровольно все выдал. Тогда Андрейка выдал. Менты как всё увидели, так ахнули. А когда они стали те ценности считать и списки свои писать, соседи на улицу повыскакивали и к окнам нашим прилипли. «Как же! – сказал дед. – Всем охота посмотреть, как Шамкиных с дерьмом мешают». Тогда Андрейку из дома вывели, что-то стрельнуло, и его не стало, а золото забрали и увезли. – Лера улыбнулась.

Внезапно осознав, что способна делать все, как и прежде, даже ругать ненавистную Натку, она принялась чихвостить ее с новой силой и была очень собой довольна.

Эту часть Лериных воспоминаний Валерий Петрович слушал вполуха. То, что «золовка не любила брата и нарочно фамилию нашу не взяла, и то, что шибко заносилась», он давно понял, поэтому лишь кивал и что-то чертил у себя в блокноте. На самом деле он сопоставлял факты истории, рассказанной сейчас Лерой, с теми, что были изложены в газетах. Он догадался, что в фактологии Лера плавает. К примеру, смерть брата она относила на тот день, в который происходило изъятие ценностей. В Интернете же писали, что это случилось намного позже. Кроме того, она не могла точно сказать, когда в их доме произошел пожар.