множества историй о том, какой беспредел творится в пенитенциарной системе России, знает

прейскурант взяток и сколько требуется заплатить администрации зоны, чтобы у тебя

приняли лишнюю передачу или разрешили дополнительное свидание.

– Но если ты будешь меня слушаться, – звенел дискант, – Андрей останется цел и

невредим. И никто в редакции не узнает о том, что ты его бывшая жена. Имей в виду, если

сообщишь кому о нашей беседе, Молоков покойник, а о прошлом журналистки Обнорской

раззвонят всем. Подумай над моим предложением. Я с тобой свяжусь. Помни, от твоего

решения зависят жизнь Андрея Геннадьевича и собственная карьера.

Арина отбросила трубку, посмотрела на часы и вновь схватилась за мобильный. Несмотря

на ночной час и строгое предупреждение никому не сообщать о беседе, Обнорская решила

соединиться с Варгановым, чей номер был вбит в записную книжку. Но не успела она нажать

на пару кнопок, как снова ожил домашний телефон.

– Экая ты непонятливая, – попенял тот же голос. – Или хочешь лишить Андрюшу жизни?

Валяй, вызывай полицейских. Что ты им скажешь, а? «К вам обращается Ирина Обнорская, в

недавнем прошлом Медведева, бывшая супруга преступника, на совести которого десятки

загубленных жизней? Живу сейчас в роскошной квартире, езжу на престижной иномарке, денег не считаю, работаю в гламурном журнале, вкусно ем, модно одеваюсь, пожалуйста, поймайте того, кто об опасности, грозящей моему Андрюшеньке, предупреждает?» Как

думаешь, кинутся к тебе стражи порядка на помощь? А вот Молокова точно удавят втихаря.

Затянут веревку на шее и потом объявят: «Суицид». Знаешь, как в случае самоубийства

бандита говорят? «Гадюке гадючья смерть». Зароют Андрея Геннадьевича в землю без гроба, в полиэтиленовом мешке, и лежать ему в общем захоронении под табличкой с номером. У

тебя даже не будет могилы, где памятник поставить можно. Но ты сама сейчас сделала

выбор. Или еще подумаешь?

– Я согласна, – выдохнула Арина.

– Умница, – пропищал голос, – приятно, что мы достигли взаимопонимания…

– Никогда нельзя связываться с шантажистом! – неодобрительно сказала я.

– И как я должна была поступить? – всхлипнула журналистка. – Иди речь только о том, что

обнародуют мои личные тайны, я бы не повелась. Ладно, потеряю работу – найду другую.

Но на кону стоит жизнь Андрюши!

Я молча слушала Обнорскую. Аноним точно знал, на какую педаль нажать, чтобы она

стала послушной игрушкой в его руках.

– Будь добра, достань с заднего сиденья минералку, – попросила Арина. – Постоянно пить

хочу. Вроде ничего соленого в рот не брала, а горло пересыхает. И голова немного кружится.

Я перегнулась через кресло и взяла бутылку, в которой осталось немного минералки.

– Ты нервничаешь, отсюда и жажда.

Обнорская начала жадно пить.

– Значит, это шантажист велел тебе вручить Лоре Павловне золотую «Венеру»? – уточнила

я.

Арина оторвалась от питья.

– Нет.

– А кто? – удивилась я.

Журналистка бросила пустую тару назад.

– Извини, я неправильно выразилась. Да, приказ, как всегда, отдал тот же голос, однако

передать Селезневой требовалось очередную жуткую лабуду. Но лучше я все по порядку

расскажу…

Первым заданием для Обнорской было встретить Маргариту Валерьевну Друзь двадцать

девятого января прошлого года на улице Маркова, у здания телекомпании УТВК, в восемь

вечера, когда та выйдет на улицу, и с верхней ступеньки крыльца крикнуть: «Госпожа Друзь, подождите!» Потом в расстегнутой куртке без шапки и шарфа побежать вниз, нацепив

заранее пропуск, то есть изображая сотрудницу телевидения. А нагнав Друзь, сказать: «Вы

Маргарита Валерьевна? Извините, администратор, растяпа, забыл отдать вам сувенир, который вручается лучшему участнику нашего шоу. Вы покорили всю съемочную группу

своим артистизмом и красноречием!»

Если бы Друзь отказалась по какой-то причине от дара, Арина должна была сделать все

возможное, чтобы она его взяла.

Но никаких сложностей не возникло. Друзь обрадовалась, поблагодарила ее и ушла.

Вторым оказался Вадим Олегович Пряхов. Он был совсем молодой. Обнорской велели

надеть оранжевую куртку с надписью «Особые подарки. ru», позвонить в дверь его

квартиры, сказать: «Вам бандероль. С днем рождения! Наша фирма поздравляет вас и желает

благополучия», протянуть пакет и квитанцию, попросить на ней расписаться и откланяться.

Опять же, если Вадим попытается отказаться от посылки, надо извернуться, но сделать так, чтобы она у него осталась. Но Пряхов чуть не запрыгал от восторга, пробормотал: «Знаю, от

кого подарок»… – и захлопнул дверь.

Третьим стал некий Юрий Николаевич с дурацкой фамилией Фофан. Арина

изображала собирательницу заварочных чайников, приехала в кафе, села к нему за столик и

сказала: «У меня есть для обмена фигурка». Фофан вынул из сумки сверток в тряпке, внутри

был красный в белый горошек фарфоровый чайник. Обнорской предписывалось взять

предмет и самую малость покапризничать, найти какие-либо крохотные изъяны, ну, допустим, маленький скол. Если его не будет, покритиковать цвет – дескать, он недостаточно

красный, затем сменить гнев на милость: «Хорошо, беру, вот вам балерина», – и отдать

Фофану статуэтку танцовщицы из неглазурованного фарфора. И снова имелось условие: если дядька от нее откажется, в*censored*ть ему статуэтку во что бы то ни стало. Однако

Фофан так обрадовался, что не смог сдержать возгласа: «Боже! Она прекрасна!»

– А что предназначалось другим? – спросила я.

– Друзь досталась очаровательная кошка из такой же шершавой керамики. Киска