Поэтому я остановил свой выбор на каруне – пассажирские каюты там похуже, чем на бахуне и даже банфе, место стоит втрое дороже, зато скорость и надежность несравнимо выше. Штука в том, что помимо парусов каруны снабжены магическими кристаллами, в точности как амобилеры, поэтому штиль для них не проблема. Да и укумбийские пираты – проблема сугубо теоретическая. Они не дураки и прекрасно знают, что управлять каруной может только человек, хоть сколько-нибудь сведущий в Очевидной магии. При этом за пределами Угуланда Кодекс Хрембера никому не указ, а руки-то у капитанов чешутся, им только повод дай. Это я понял на собственной шкуре, когда коллеги как следует взялись за мое образование. Уметь колдовать и воздерживаться от этого занятия – все равно что быть поэтом, давшим зарок больше не писать стихов. То есть терпеть, конечно, можно. Но очень не хочется.

Рассказывать о нашем плавании к берегам Чирухты нет смысла. Да и не о чем тут говорить. Для человека с моим нюхом находиться на палубе корабля, вышедшего в открытое море, счастье столь же полное, несомненное и не поддающееся описанию, как, к примеру, посещение лумукитанской бани или куманского Дома Наслаждений в сезон урожая пэпэо. Скажу только, что, если и было у кого-нибудь из команды подозрение, что я отправляюсь по служебным делам, оно рассеялось примерно на третий день пути – когда я окончательно перестал контролировать выражение своего лица и откликаться на собственное имя. Поскольку безумием от меня не пахло и под ногами у команды я не путался, меня оставили в покое, и это был лучший отпуск в моей жизни. Всего-то обязанностей — поесть, поговорить с Хенной, а вечером связаться с сэром Джуффином Халли, который потребовал от меня ежедневных подробных отчетов, вне зависимости от того, насколько бедна событиями будет моя жизнь. Сказал, лучше он сам станет решать, какие новости заслуживают внимания, а какие нет. Дескать, потом, задним числом, вполне может оказаться, что самое важное – это форма облаков, проплывающих над Великим Средиземным морем, и глупо получится, если я не поставлю начальство в известность.

Поэтому о форме облаков я ему докладывал исправно – других-то новостей всяко не было.

За несколько часов до прибытия в Цакайсысу ветер принес первые портовые запахи, и они сами привели меня в чувство, никаких дополнительных усилий не понадобилось. В этом смысле Изамон очень удачное место для нюхача, который хочет быстро прийти в себя после продолжительного морского путешествия. Потому что, когда, к примеру, прибываешь в Капутту, где не только воздух, но и доски с канатами навсегда пропитались ароматами меда, пряностей и цветов, приходится принимать решительные меры. Меня в подобных случаях всегда спасал стакан Джубатыкской пьяни – в принципе достаточно понюхать, а если еще и выпить, состояние блаженной одури перестает быть проблемой как минимум до следующего утра. А с обычным опьянением справиться проще простого. Я этому еще в юности выучился, когда понял, что быть пьяным дольше получаса скучно, а само по себе оно так быстро не пройдет.

Но Цакайсыса сама превосходно меня отрезвила задолго до прибытия, так что я еще пообедать напоследок успел, а заодно переодеться в роскошный зимний придворный костюм эпохи вурдалаков Клакков, специально прихваченный из дома ради укрощения изамонцев. Конечно, в идеале следовало нарядиться по местной моде, прибавив к узким, тонким, как чулки, штанам, едва достигающей пояса куртке и обязательной меховой шапке несколько килограммов драгоценных украшений, но, при всем моем пристрастии к карнавальным переодеваниям, на этот шаг я так и не решился. К счастью, отыскался прекрасный компромисс: старинное лоохи, сшитое из лоскутов драгоценной парчи, отороченное мехом, обильно украшенное пуговицами из шиншийских самоцветов и тряпичными цветами; к нему прилагалось бесформенное подобие тюрбана из серебристых лисьих хвостов и синих перьев птицы сыйсу. Обычно этот наряд висит на манекене, любезно согласившемся охранять вход в нашу лавку, и привлекает взоры досужих зевак, так что продавать его Хенна отказывается наотрез – где еще мы такую рекламу найдем? Но мне одолжила без возражений. Ясно же, что на изамонцев, полагающих меха и блестящие камни вершиной роскоши и символом жизненного успеха, этот костюм должен произвести впечатление столь сокрушительное, что они сочтут меня важной персоной и держаться станут предельно вежливо. Ну, по крайней мере, в трактире никто в миску не плюнет, пробегая мимо, – уже можно жить.

Увидев меня в этом наряде, матросы и вышедшие на палубу пассажиры оцепенели, приготовившись не то взорваться от хохота, не то разбежаться по сторонам, если я вдруг начну кусаться. И только капитан удивленно покачал головой и буркнул: «А что, вариант. Себе, что ли, такое заказать?» Приятно иметь дело с опытным и сообразительным собеседником. Я даже пожалел, что мы уже почти прибыли в порт, а значит, вряд ли успеем подружиться.

С другой стороны, у человека, который так и не подружился с попутчиками, всегда есть время посидеть и подумать, как вести себя дальше. А мне того и требовалось.

Дальнейший маршрут я продумал заранее. До границы с Тубуром всего день неспешной езды, в этом смысле Цакайсыса очень удачно расположена. А дальше – не дорога, сплошное удовольствие. Знай поднимайся все выше и выше, ночуй в любом из многочисленных горных селений – там и накормят, и одеялами снабдят, если своих мало, и песен на ночь споют, сколько даже от мамы в детстве не слышал, а если, паче чаяния, собьешься с пути, охотно подскажут, в какой стороне течет горячая река Аккар, странствие вдоль русла которой рано или поздно приведет доверившегося ей путника в городок Вэс Уэс Мэс. Одна беда с этими горцами: сколько ни уговаривай их взять плату за еду и ночлег, ничего у тебя не выйдет. Зато подарки примут с радостью. Поэтому я запасся несметным количеством детских игрушек, теплых шалей, драгоценных колец и бутылок осского аша – с тех пор, как сэр Макс научил меня уменьшать и прятать между пальцами любую поклажу, размеры и вес дорожной сумки перестали иметь значение, и это, конечно, очень удобно. Я даже амобилер поначалу собирался с собой прихватить, да вовремя сообразил, что толку от него в Чирухте никакого. Потому что, во-первых, согласно незыблемой древней традиции, в Тубурских горах, через которые будет пролегать большая часть моего пути, положено странствовать пешком, даже на верховых животных только груз навьючить дозволяется. А во-вторых, на таком большом расстоянии от Сердца Мира столичная машина будет не ездить, а ползать со скоростью нахлебавшейся супа Отдохновения гусеницы.

Из всего этого следовало, что добираться до границы придется с наемным возницей. Жители Чирухты устанавливают на свои амобилеры чуть ли не по дюжине магических кристаллов – в таком большом количестве они позволяют разогнаться миль до пятнадцати в час, а это все-таки несколько быстрее, чем пешком. Застрять в Цакайсысе без транспорта мне не грозило: общеизвестно, что чуть ли не половина тамошних жителей успешно промышляет извозом, беззастенчиво пользуясь тем, что желание очень быстро покинуть их гостеприимный город даже у скупцов отбивает привычку торговаться.

Что мне действительно надо было обдумать – это как я переживу полдня и ночь в Цакайсысе. Хотелось бы отправиться к границе немедленно. Но до заката оставалась всего пара часов, а местное население, в отличие от нас, в темноте ничего не видит; при этом славный обычай освещать загородные дороги фонарями в Изамоне, увы, не прижился.