На этом фоне «Драгоценный покой великолепного странника» выглядел просто прекрасной гостиницей – крепкий трехэтажный дом с умеренно облупившимся фасадом, окна и двери на месте, а у входа вместо традиционной мусорной кучи красовалась вполне опрятная круглая клумба, на которой, впрочем, ничего не росло. Но мне было приятно думать, что семена уже высажены, причем перед посадкой их не стали ни жарить, ни варить – если не из соображений здравого смысла, то хотя бы назло присоветовавшей такой метод соседке.

Хозяин «Драгоценного покоя», темноглазый толстяк в шапке из меха зеленого чангайского зайца, не горлопанил на крыльце, как его коллеги, а спокойно сидел за столом в холле и красил ногти ярко-зеленой краской. Этот забавный обычай, я знаю, завели тарунцы, которых хлебом не корми, дай что-нибудь раскрасить, а уж потом его подхватили по всей Чирухте, включая даже Изамон, где вот уже много столетий придерживаются собственного оригинального стиля в одежде, полагая всех остальных дураками, ничего не смыслящими в красоте и роскоши. Однако яркий маникюр по какой-то неведомой причине пленил их гордые сердца и мгновенно стал таким же способом наглядной демонстрации высокого статуса, как меховые шапки. Так что тарунские умельцы, поспешившие открыть у соседей салоны по разрисовыванию ногтей узорами, озолотились буквально в одночасье.

При моем появлении толстяк тут же отставил в сторону пузырек с краской для ногтей, а в ответ на мое приветствие тоже пожелал мне хорошего дня. Это, по изамонским меркам, как знание придворного этикета в портовом трактире демонстрировать: совершенно неуместно и одновременно так шикарно, что, того гляди, зеваки начнут собираться.

А услышав вопрос, есть ли свободные комнаты, этот достойный человек не стал делать вид, будто ему срочно надо удалиться на важные переговоры с посланником Завоевателя Арвароха, живо интересоваться бедственным состоянием моих мозгов или хвастать близким знакомством своего прадедушки с Пятой Чангайской императрицей. Даже не заявил, что у проходимца вроде меня не хватит денег расплатиться за коврик в его прихожей. Он просто ответил: «Остались три самые лучшие комнаты с роскошной ванной». Цена, к моему изумлению, оказалась не абсурдной, а просто умеренно высокой, так что я даже торговаться не стал, только спросил: «Стоимость ужина включена?» И хозяин, еще несколько секунд поглазев на мой невероятный костюм, согласился, добавив: «Но только еда, без выпивки». То есть не стал говорить, что сразу видно человека, буквально вчера выбравшегося из позорной нищеты. Не начал вспоминать изречения неведомых мудрецов в духе «всякий, кто пытается сэкономить на еде, покрывает себя вечным позором». Не посоветовал проваливать домой, в Соединенное Королевство, и там ежедневно хлебать бесплатные помои за счет своего чокнутого короля. А просто выслушал мой вопрос и ответил, оговорив некоторые дополнительные условия. Понимаете? Думаю, все-таки нет, поскольку вы никогда в жизни не были в Изамоне и не представляете, сколь редкостная удача найти в этой стране собеседника, готового адекватно реагировать на ваши реплики, вместо того чтобы сочинять нелепые оскорбления или беседовать с неведомыми голосами в собственной голове. Все равно что легендарного короля Мёнина в трактире встретить, причем готового выставить угощение, лишь бы вы согласились послушать его разглагольствования о старых добрых временах.

Обещанные мне три комнаты, конечно, оказались одной, разделенной на три части яркими бумажными ширмами, а «роскошная ванная» — каморкой с расставленными по полу тазами и корытами, но к этому я был готов заранее и осознавал, что мне еще крупно повезло. То есть обычно корыто для мытья в изамонской гостинице всего одно, да и то дырявое, а в дальнем углу моих покоев вполне могла обнаружиться умирающая прабабка хозяина – «надо же бедняжке где-то спать, а ты заодно присмотришь, чтобы она мимо горшка не ходила». Я не преувеличиваю, один из моих приятелей однажды именно так и ночевал – дело было за полночь, и искать другую гостиницу у него не оставалось сил.

Накормили меня вкусно и даже не слишком скудно. В награду за такую добросовестность я заказал вино и десерт, которых не хотел, – просто чтобы дать людям еще немного заработать. Хозяин, вопреки местному обычаю, не стал садиться за мой стол и требовать, чтобы я поставил ему выпивку, и его деликатное поведение произвело на меня столь сокрушительное впечатление, что я сам пригласил толстяка составить мне компанию, предложил угощение и завел разговор. Мне пришло в голову, что, если у этого прекрасного человека есть на примете возница, я охотно воспользуюсь его услугами. То есть нанять в Цакайсысе амобилер до тубурской границы – не проблема, тут полгорода промышляет извозом, я уже говорил. Однако я рассудил, что, если возница будет столь же вменяем, как мой новый знакомый, это здорово скрасит мне завтрашний день – путь-то неблизкий, а спасительный «Маятник вечности» мне еще сегодня надоел до смерти.

Но сперва пришлось вежливо расспрашивать хозяина о его великих предках. Эта тема пользуется у изамонцев неизменным успехом и, что особенно важно, довольно редко приводит к шумным ссорам – если, конечно, вы готовы молча слушать рассказчика, всем своим видом выказывая полное одобрение. Но этим искусством я в совершенстве овладел за годы учебы. Человек, умевший извлекать некоторое удовольствие из лекций профессора Пунты Бурумбаха, полагавшего наиважнейшим качеством ученого способность удержать в памяти имена придворных, служивших при всех династиях, начиная с Древней, вполне способен выдержать застольный монолог изамонца – при условии, что обойдется без хватаний за нос, похлопываний по плечу и дружеских подзатыльников. Но Мацуца Умбецис – так звали владельца «Драгоценного покоя великолепного странника» — держался молодцом, даже за рукав меня всего пару раз дернул, говорить не о чем.

Разумеется, его завиральный рассказ о прадедах, надменно поучавших заморских королей, и прабабках, получавших за ночь любви целые повозки драгоценных куанкурохских мехов, был столь же нелеп и абсурден, как речи любого слегка подвыпившего изамонца. Но тут уж ничего не поделаешь, подобные истории у них – важная часть традиции повседневного общения. Если не метешь что попало о славных деяниях предков, значит, не уважаешь ни себя, ни собеседника, за такое и огрести можно – равно как и за отказ слушать чужое вранье. Поэтому я помалкивал, добросовестно кивая в положенных местах, и, похоже, окончательно завоевал расположение хозяина гостиницы, и без того вполне любезного. То есть благополучно дожил до момента, когда можно спрашивать о деле, – серьезный дипломатический успех.

Выслушав мою просьбу порекомендовать надежного возницу, Мацуца Умбецис задумался и с неожиданной для изамонца рассудительностью сказал:

— Все зависит от того, чего ты ждешь от поездки. И сколько готов за нее выложить.

«Ну просто как самый настоящий нормальный, никем не проклятый человек», — умилился я.

И тут же устыдился, поняв, что слишком уж вошел в роль дежурного знахаря Приюта Безумных. При всех своих недостатках изамонцы все же вполне способны обстряпывать кое-какие дела, а некоторые добиваются нешуточных успехов – вон даже ко двору нашего Величества Гурига чирухтские меха поставляют, обскакав многочисленных конкурентов. То есть не такие уж они идиоты, если разобраться. По крайней мере, не все. И, кстати, это означает, что ухо надо держать востро. А то обдерут меня сейчас так, что на обратную дорогу у нашего посла одалживать придется.