– Какая в этом необходимость? – говорила Оливия. – Шансы что-то выяснить ничтожны, и меня беспокоит, что обращение лишний раз привлечет внимание общественности к тому, что мы так никого и не посадили за гибель ребенка.

У ребенка есть имя – Джейкоб, мысленно парировал Рэй, повторяя слова матери погибшего, прозвучавшие почти год назад. Ему даже стало интересно: неужели Риппон действительно настолько толстокожая?

– Никто с пеной у рта не требует правосудия, так зачем дразнить гусей? Мне казалось, старшему инспектору криминальной полиции работы и так хватает, особенно с учетом планируемых операций.

Намек был весьма прозрачен.

– Я думала поручить вам расследование насчет распространения наркотиков в Крестоне, но если вам больше нравится копаться в безнадежных случаях…

Операция «Прорыв» прошла успешно, и начальница не в первый раз помахивала метафорической морковкой перед носом Рэя, завлекая крупным расследованием. На мгновение инспектор поколебался, но наткнулся на твердый взгляд Кейт. Именно ее прямота заставила Рэя вспомнить, почему он выбрал сыскное дело. Он снова полюбил свою работу и дал себе слово впредь поступать по совести, а не так, как удобно начальству.

– Я успею и то, и другое, – твердо сказал он. – Я намерен санкционировать обращение и считаю это правильным решением.

Возникла пауза.

– Одна коротенькая статья в «Пост», Рэй, и несколько плакатов у дороги. Больше ничего. И снять в течение недели, – сухо проговорила Оливия и положила трубку.

Беспокойно постукивая ручкой по подлокотнику, Кейт ждала, что скажет начальник.

– Обращение будет, – произнес Рэй.

На лице Кейт расплылась широченная улыбка.

– Знай наших! Что, она рвет и мечет?

– Ничего, переживет, – отмахнулся Рэй. – Она дала понять, что не одобряет этого мероприятия, чтобы сказать – я вас предупреждала, когда обращение возымеет обратный эффект и доверие к полиции упадет до рекордного уровня…

– Довольно цинично с ее стороны.

– А так устроено высшее руководство.

– И вы по-прежнему метите в кресло повыше? – В глазах Кейт мелькнул огонек лукавства, и Рэй засмеялся:

– Не вечно же мне здесь торчать.

– А что вас не устраивает?

Рэй подумал, как славно было бы не прогибаться ради повышения, а просто делать свое дело, которое он знал и любил.

– Мне двоих детей нужно в университеты отправлять, – ответил он. – Да и не стану я таким, как Риппон. Я же знаю, что такое оперативная работа.

– Я вам напомню эти слова, когда вы станете начальником полиции, – ввернула Кейт, – и запретите мне обратиться к населению через газеты!

Рэй улыбнулся.

– Я уже говорил с «Пост». Сьюзи Френч только рада, что мы дадим несколько строк после памятной статьи о погибшем мальчишке и попросим очевидцев откликнуться и сообщить любую информацию, способную помочь следствию. Материал о Джейкобе у них есть, но я хочу, чтобы ты позвонила Сьюзи и продиктовала текст обращения, телефонный номер и наше официальное заявление о том, что мы готовы принять полезную информацию из любых, даже анонимных источников.

– Сделаю. А вот как быть с матерью Джейкоба?

Рэй пожал плечами.

– Придется обращаться к населению без нее, что же еще. Поговори с директрисой школы, где учился Джейкоб, узнай, даст ли она интервью в «Пост». Может, полезно будет услышать мнение третьего лица. Спроси, не сохранилась ли у них какая-нибудь поделка мальчишки или рисунок. Посмотрим, что даст обращение, а потом начнем искать его мать. Надо же, будто сквозь землю провалилась!

Рэй до сих пор не успокоился, что сотрудница из отдела по связям с семьями не уследила за матерью погибшего мальчика. Его не удивило, что женщина скрылась, – Рэй знал, что существуют два основных типа реакции на потерю близкого человека: либо родственники никогда не переезжают и сохраняют комнату усопшего в том виде, какой она была при его жизни, превращая ее в подобие святилища, либо обрывают все связи и начинают с нуля, не в силах жить дальше как ни в чем не бывало, когда для них рухнул целый мир.

После ухода Кейт Рэй некоторое время вглядывался в фотографию Джейкоба, которая так и провисела год на пробковой доске. Отколов снимок, инспектор разгладил закрутившиеся уголки и поставил фото погибшего ребенка перед рамкой с Мэгс, Люси и Томом, чтобы оно находилось на глазах.

Обращение к населению было почти безнадежным предприятием, практически без шансов на успех, но все же лучшим, чем бездействие. Если и на этот раз не будет результатов, дело Джейкоба отправится в архив.

Я сижу за кухонным столом перед ноутбуком, подтянув колени к подбородку и укрыв их краем большого, крупной вязки свитера, в котором я работала в мастерской зимой. Несмотря на включенную плиту, меня трясет, и я натягиваю рукава до кончиков пальцев. Еще нет и часа дня, но я налила себе большой бокал красного вина. Я печатаю в строке поиска и замираю: столько месяцев прошло с тех пор, как я истязала себя просмотром! Это не поможет – ни разу не помогало, но разве я могу не думать о нем именно сегодня, в этот день?

Глотнув вина, я нажимаю ввод.

Секунду спустя экран пестреет сообщениями СМИ о несчастном случае, обсуждениями на форумах и посланиями в память Джейкоба. Цвет ссылок показывает, что я уже заходила на все эти сайты.

Однако сегодня, ровно год спустя после того, как оборвалась моя прежняя жизнь, в онлайн-издании «Бристоль пост» появилась новая статья.

У меня вырывается полузадушенное рыдание, а кулаки сжимаются так, что побелели суставы. Судорожно пробежав коротенькую заметку, я возвращаюсь к началу и начинаю читать внимательнее. Стало быть, у полиции ничего нового – ни улик, ни информации о машине. Они лишь напоминают через газету, что водитель по-прежнему разыскивается за причинение смерти по неосторожности. Меня коробит от такого определения, и я закрываю браузер, но даже заставка в виде фотографии Пенфачского залива меня не успокаивает. После свидания с Патриком я не спускалась на пляж. Меня ждут срочные заказы, но мне так стыдно за свое поведение, что я не в силах смотреть ему в глаза. Когда я проснулась на следующее утро, былые страхи показались мне нелепыми, и я почти решила позвонить и извиниться, но струсила. Прошло почти две недели; Патрик ни разу не попытался со мной связаться. Неожиданно меня мутит. Я выливаю вино в раковину и решаю вывести Бо на прогулку по берегу.

Мы проходим, наверное, несколько миль, огибая мыс перед Порт-Эллисом. Впереди показывается серое здание – должно быть, спасательная станция. Я невольно представляю, сколько жизней спасли работающие здесь волонтеры, и мысли сами собой обращаются к Патрику. У меня нет никакого плана, я просто иду, пока не появляются дома Порт-Эллиса, и сворачиваю к ветеринарной клинике. Только когда я открываю дверь и маленький колокольчик звякает над головой, я задумываюсь – а что я, собственно, намерена делать.