внимания как утешение для страдающих душ. В анализе раннего кино у Леффлер мы видим, как развлечение возникло как право рабочего класса и как необходимая часть воспроизводства рабочей силы. Отвлечение рассматривалось как вполне реальное классовое требование, а не просто как заговор сил гегемонии с целью обдурить своих подчиненных. В этой перспективе внимание становится дисциплинирующей силой. В интервью мне Леффлер заявила, что, «следуя за философами типа Канта и психологами вроде Рибо, я думаю, что определенный уровень отвлечения не только необходим для баланса, а также является общим состоянием тела и сознания» [143].

По мнению Леффлер, мы сейчас живем в неопределенной переходной эпохе: «Именно поэтому формулы, обещающие легкие решения, так приветствуются. Концепты нейронаук часто основаны на односторонних моделях отношений между телом и сознанием и нередко оставляют за скобками социальные и средовые факторы. У историков науки типа Кангилема и Фуко можно узнать, как психиатрические модели дефектов мозга и ментальных аномалий не только отражают социальные тревоги, но и производят знание того, что определяется как нормальное. И мы как исследователи таких дискурсов должны сегодня эти тревоги называть. Тем не менее, я бы не считала отвлечение метафорой. По факту, это конкретная телесная фаза и состояние сознания. Оно реально. С ним невозможно справиться, если называть его физическим недостатком или болезнью и просто закидываться таблетками и отключать электронные устройства».

Снова остается открытым поставленный Фуко вопрос о том, как минимизировать господство и дать жизнь новым технологиям себя. Также нам еще только предстоит понять, почему интернет-индустрия породила своих монстров централизации и контроля (через картель, состоящий из Google, Facebook, Apple, Amazon), в то же самое время обещая нечто совершенно противоположное. Понятное дело, что отцы-основатели интернета молчат об этой проблеме и никто не допытывается у них, несут ли они прямую ответственность за траекторию развития своей индустрии. Мы знаем, что они – часть проблемы, а не ее решения. Но меня больше беспокоит наше выживание как вопрос наличия пространства для мысли и действия. Какие техники эффективно снижают социальный шум и упорядочивают перманентные потоки данных, требующих нашего внимания? Какие типы платформ могут обеспечить долгосрочные формы организации? Мы не говорим здесь просто о фильтрах, удаляющих спам или цифровые следы ваших бывших. Как видно по сегодняшним дискуссиям в интернете, речь идет о привычке, тренировке и повторении, как то подчеркивал еще Аристотель. Конечного решения нет. Нам нужно будет постоянно работать над своим ментальным состоянием, чтобы фокусироваться, при этом оставаясь открытыми для новых потоков и исторических скачков, ставящих под вопрос основу того пути, по которому мы движемся. Это не просто вопрос честного распределения концентрации. Когда мы приветствуем Другого? А когда Другой становится Чужим, которого следует заглушить? Когда мы прекращаем поиск информации и начинаем создавать? Бывает время, когда для мобилизации и временного господства над спектаклем надо применить все оружие коммуникации в реальном времени, но должен наступить и вечер, когда придет пора расслабиться и открыть другие двери восприятия. Но когда время мобилизации действительно наступит?

Уже доказано, что просто публичной критики всех в мире фейсбуков не достаточно. Есть надежда, что молодежь одолеет скука, и пользователи двинутся дальше, забыв о нынешних платформах спустя недели или месяцы после того, как разлогинились (как это и случилось с Bibo, Hyves, StudiVZ, Orkut, MySpace). Не круто сидеть на одной платформе со своими родителями, родственниками и учителями. Подразумевается, что за героическим жестом небольшого количества ушедших пользователей последует молчаливый исход множеств. И хотя в долгосрочной перспективе это может оказаться неизбежным, постоянная миграция с одного сервиса на другой не позволяет избавиться ни от коллективного чувства беспокойства, ни от подверженности продолжающемуся производству невежества и стимулированному культурой сомнению. Согласно бельгийскому поп-психиатру Дирку де Вахтеру, автору работы «Пограничное время» («Borderline Times»), жители Запада страдают хроническим чувством пустоты. Его немецким товарищем мог бы стать Манфред Шпитцер, который в своей книге «Цифровая деменция» («Digital Dementia») пишет, что использование в школах планшетов и социальных медиа приведет к ухудшению социальных навыков и депрессии. Исследование интенсивного использования социальных медиа становится таким образом частью более широкого социального анализа, который связывает сети с синдромом дефицита внимания и глобализацией. Вместо того чтобы объявлять социальные медиа актуальным симптомом некоего сингулярного неприкасаемого зла, мы должны взглянуть на интернет через взаимодействие культур пользования и технологических посылок основателей и кодеров этих систем.

Необходимо создать дизайн ежедневных ритуалов сетевого суверенитета. Мы не должны больше теряться в бесконечном пролистывании, серфинге и поиске. И хотя сегодня это может звучать как беспокойство из 1990-х, но существует реальная опасность rienisme – нигилизма, который возникает, когда техно-социальная рутина становится бессмысленной, и уже даже нет повода кликнуть на кнопку «пожаловаться»: когда скуку больше нельзя отделить от технологий. Мы бесцельно листаем ленту, стоя в лифте или на платформе в ожидании поезда. Именно в такие моменты надо придумывать энергичные формы высвобождения из виртуального мира. Но как потерять интерес к чему-то, что создавали как нечто жизненно важное? Это уже не диалектика запоминания и забвения, как в конце XX века. В Facebook нельзя запомнить что-либо богатое на события (в основном это расставания и разводы). Более прилипчивыми оказываются микротравмы: неудачный комментарий, стычки с бывшими, сталкеры и хулиганы, стыдная фотография. В конце концов, это все просто трафик. В этой истории о кибернетической среде остается неясно, как справляться с событиями, в которых нет событий – когда сидишь у берега киберреки, уткнувшись взглядом в текущую мимо воду [144]. Социальные медиа текучи еще и из-за своей «тирании неформального», которое остается слишком вторичным и незавершенным, чтобы его должным образом хранить и помнить. Виктор Майер-Шенбергер, автор «Delete: The Virtue of Forgetting in the Digital Age», может оказаться прав, заявляя, что вся цифровая информация может и будет сохраняться, и ее нелегко будет потерять. Однако архитектура сегодняшних социальных медиа развивается в обратном направлении. Хотите найти тот самый твит, e-mail или статус в Facebook, который спустя пять лет оказался вдруг так важен? Что ж, удачи. Будучи лишь временными системами для ссылок и апдейтов, до которых сложно добраться через поисковики, социальные медиа подчинены Вечному настоящему нашего Я.

Если мы сконцентрируемся только на интернет-дебатах, то очевидно, что господство ньюэйджевских трендов из буйных 1990-х постепенно теряет силу. Волны социальных конфликтов отодвинули в сторону холистический подход к телу и душе. Ньюэйджевская фракция уклонялась от негативной критики, в первую очередь, корпоративного капитализма. Тем не менее, Google все еще, видимо, не может быть злом [145]. Мы все еще