– Почему?

– Ну, видишь ли… Я же слово дал каждый год рисовать тебя на гараже. Если не уеду, придется до десятого класса нам с тобой драться…

– Да, положение безвыходное, – хмыкнул Лесь. И сразу вспомнил недавний сон. И увидел, что у Вязникова на правом колене – розовый след от коросты, похожий на букву «С». – Слушай, Вязников, а ты знаешь, что у кузнечиков уши на коленках передних ног?

Вязников растерянно мигнул:

– Не… Я не знал…

– А у тебя уши на коленках никогда не росли?

Странно (очень странно!), что Вязников не удивился.

– Росли. Один раз. Во сне…

Лесь замолчал, переваривал свое изумление. И посоветовал наставительно:

– Смотри, чтобы не выросли по правде. Это бывает… если кто суется куда не надо.

– А… куда не надо? – опять очень тихо спросил Вязинков.

Лесь промолчал. И тогда Вязников улыбнулся. С прежней, хорошо знакомой ехидцей.

– Мне это не грозит. Это может случиться с теми, кто много возится с кузнечиками. И уши будут лимонного цвета…

Лесь хотел огрызнуться, но сразу не придумал, как. А через три секунды увидел, что неподалеку появилась Гайка. И побежал к ней.

Так в этот день закончился его первый разговор с Вязниковым. А потом случился второй. Вечером.

Лесь и Гайка по Васильевскому спуску торопились к Мельничной балке. Чтобы с полчасика поездить на Вельке. Ему разминка, а им удовольствие.

Солнце только что утонуло в море, расцвел над крышами перистый закат, начинали свои трели цикады. Уютно и тепло было на тихих улицах. Почти не встречались прохожие. И встретился только один. Вязников.

Его, длинного и гибкого, Лесь узнал в сумерках издалека. Вязников его и Гайку тоже узнал. Остановились. Как-то неловко было молча пройти мимо, хотя и вовсе не друзья.

– Привет… Что-то мы все время сегодня встречаемся. Прямо судьба, – невесело сказал Вязников.

– Никакая не судьба. Просто улицы узкие, – возразила Гайка довольно задиристо. И Лесь мигом почуял, что это нарочно. Хочет показать, что Вязников ей совершенно безразличен.

– Гуляете? – сказал Вязников без ехидства, довольно задумчиво. Но Гайка взвинтилась еще сильнее:

– Гуляем! Скажи еще: жених и невеста!

Вязников промолчал, и Гайка оказалась в глупом положении.

– Тоже гуляешь? – спросил Лесь Вязникова примирительно.

– Лекарство искал. Бабушка слегла… Ну, ты помнишь, ты ее видел прошлый раз…

– Сердце, наверно? – неловко проговорил Лесь. Потому что теперь было бы совсем уж неудобно просто так разойтись.

– И сердце, и все остальное. Старая потому что… А недавно еще вся разволновалась. Ее из магазина выпихнули. Просила, чтобы банку горошка дали без очереди, а ее взашей…

Лесь и Гайка посмотрели друг на друга.

– Нашел лекарство-то? – спросила Гайка.

– Не-а… Две аптеки закрыты, в третьей нет такого. На рецепт глянули, только рукой махнули. Иди, говорят, в специальную, ветеранскую. Там дадут и даже бесплатно…

– Туда, значит, и шагаешь теперь, – посочувствовал Лесь.

– Домой шагаю. Та аптека в Батарейной слободе, а катера через бухту не ходят, в гавани комендантский час.

– Какой еще час? «Ладошка» же ушла! – возмутился Лесь.

– Она ушла, а час остался. Боятся, наверно, что и другие… Теперь до завтра ждать. Если… – Вязников не стал продолжать. И так было ясно: если завтра лекарство еще будет нужно.

– Давай, Вязников, рецепт, – сказал Лесь. Потому что, видать, и в самом деле судьба.

– А… зачем? Ты… где? Думаешь вокруг бухты? Не успеть до закрытия…

– Давай, не спрашивай. Если достану лекарство, сразу принесу. А нет – так нет, не обижайся…

– На… Лесь! А может, я с тобой?

Он впервые сказал не «Гулькин» и не «Носов», а «Лесь». И будто музыка прозвучала – из того сна про оркестр. Но Лесь ответил твердо:

– Нет. Иди домой… На какой там улице аптека-то?

– На Мичманской…

Лесь побежал. Гайка за ним. Лесь на бегу велел:

– Ты давай-ка домой. Я один.

– А вот уж фигушки! Одного тебя я не пущу!

– Вельке будет тяжело! Ведь через бухту же, целый километр!

– Все равно не пущу!

– Дура! Он же не птица, а кузнечик, он не летает далеко! Плюхнемся!

– Пусть! Все равно! Если ты один поскачешь, я тут же помру от страха…

– Булькнемся посреди гавани – помрем оба!

– Нет… Он перелетит! Я знаю!..

Велька перелетел. Сначала длинными скачками он двинулся по бетонному волнолому, потом прыгнул с оконечности мола, где мигал зелеными вспышками маячок.

У выхода из бухты дежурил буксир Вспомогательного флота. Наверно, вахтенному Велька показался на фоне заката черным летящим драконом. Взвыла сирена, ударил по Вельке прожекторный луч. И громадный кузнечик засверкал, загорелся в этом луче сотнями желтых бликов.

А Лесь и Гайка на миг ослепли, ощутили тугую силу бьющего света.

Но Велька сложил крылья и почти отвесно упал на оконечность другого мола – у красного маяка. И скачками кинулся к берегу. И прожектор не догнал его…

…Трудно рассказать про эту сумасшедшую смесь взлетов и падений. Казалось бы, Лесь и Гайка уже были привычные, но в этот раз они заново пережили всю жуть великанской скачки.

Да, лететь долго Велька не мог. Потому и пришлось выбрать опасный путь по волноломам у выхода из бухты, на глазах у бдительной вахты буксира. Зато расстояние тут, между маяками, гораздо меньше, чем от берега до берега…

Лесь никогда в жизни еще не совершал таких отчаянных поступков. Самыми храбрыми делами его были, пожалуй, ежегодные драки с Вязниковым. А тут – надо же! – прыжок через Большую гавань, да еще в комендантский час!.. И главное, ради кого? Ради того же Вязникова… Хотя нет, ради его бабушки… И ради чего-то еще… Недаром сквозь страх поет в ушах флейта…

– Велька, прямо!.. Велька, левее!.. Велька, замри!

И Велька послушно замирал среди кустов и палисадников, когда над крышами проносился прожекторный луч.

– Велька, вперед!

И снова от стремительного взлета все замирает внутри. И обморочно охает Гайка – она сжалась впереди Леся… Все-таки она отчаянно храбрая…

Если бы не брезентовые ремни, которые Лесь приклеил эмульсией ПВА к Велькиному «седлу», быть беде. Не удержались бы Гайка и Лесь на скользком Велькином загривке. Но сегодня Лесь особенно прочно застегнул пряжки…

Ещё полёт, ещё… Над темными садами, над черепичными крышами Батарейной слободы. Кто-то вскрикнул внизу. Пусть! Не догонят, не разглядят! Воздух бьет навстречу, дергает Гайкины кудряшки…