Свет пронизывал всё тело Габриля, и Лорелее вдруг открылись его мысли – точно так же, как когда-то давно открылись мысли Саши. Но в случае с птицей Лорелея слышала отдельные слова и обрывочные, примитивные фразы, видела только предметные картинки. С Габрилем было иначе. Из его разума хлынул мощный поток воспоминаний, расцвеченных многоплановыми картинами реальной и воображаемой жизни. Лорелея увидела королевский дворец, свою матушку рука об руку с отцом; затем перед нею встала прелестная смуглянка с двумя малышами на коленях. Следующим номером шла Ирина, глумящаяся над поверженным королем; наконец – старуха в горной деревушке, нашептывающая: если Лорелея будет носить перчатки, королеве ее ни за что не сыскать. Все эти видения пронеслись с поразительной быстротой. Серебряный свет закончил поиски в крови Габриля и вернулся к Лорелее, неся с собою боль, лихорадку и озноб.

А затем свет проник в тело Лорелеи – и она взвыла. Боль показалась живым существом, чудовищем – клыкастым, когтистым, беспощадным. Лорелею бросило в пот, разум помутился – так сильны были мучения. Кости размягчились, плоть затрещала, готовая вскрыться.

Грудная клетка Габриля то поднималась, то вновь опадала… Он задышал ровнее. Края раны очистились от гноя, порозовели, срослись; шрам стал почти незаметным. Глаза открылись, взор был ясен. Габриль увидел скорчившуюся над ним принцессу, чьи обнаженные руки еще лежали у него на груди.

– Лорелея!

Он схватил ее за плечи, резко сел. Она не видела и не слышала его.

Для Лорелеи существовала только одна реальность – боль.

Она ведь велела магической мощи отыскать хворь, пропустить через ее тело и отправить в землю. Так почему же хворь не уходит?

Лорелея скрипела зубами и корчилась в объятиях Габриля.

– Нет, не трогай землю! Не касайся земли, если на тебе нет перчаток! – заклинал Габриль, прижимая к себе Лорелею.

Вот оно – надо коснуться земли голыми руками.

Воспаленный разум ухватился за эти слова.

Конечно! Лорелея стала вместилищем боли, потому что не сообразила: надо коснуться земли руками.

Габриль укачивал ее, шептал что-то на ухо. Лорелея не слышала и не слушала. Она вырывалась. Она билась в его объятиях. Он решил, что ей неудобно, и ослабил хватку.

В этот миг Лорелея рванулась прочь, задыхаясь от боли, и прижала ладонь к земле.

Свет пронзил ее и по руке ушел глубоко в землю – наверное, к самым корням Фалькрейнских гор. Боль отпустила, вылилась Лорелее под ноги. Магическая мощь оставила ее.

Лорелея распласталась на земле, совершенно выжатая, и тут же погрузилась в глубокий сон. Габриль уложил ее к себе на колени и попытался натянуть перчатки на безвольные руки принцессы.

Поздно.

Ирина давно оплела всю рэйвенспирскую землю паутиной колдовства. Лорелея, коснувшись земли обнаженной рукой, послала импульс, который тотчас уловили бесчисленные нити. Вся паутина завибрировала, задрожала. Сигнал Ирине был передан. Оставалось ждать, когда она его получит.

Сон всегда начинался именно с этого места. Заснеженный холм над трактом, что ведет через Фалькрейнские горы, соединяя Рэйвенспир с Моркантом. Ирина в зимних сапожках с запорошенной снегом меховой опушкой. Карета с рэйвенспирским королевским гербом, в которой Татьяна, младшая сестра Ирины, ехала на похороны отца.

В этом сне Ирина не размыкала уст. Не произносила заклинания, вырвавшего из земли огромную ель и обрушившего ее на траурную карету, отделанную эбеновым деревом. Но как бы сонный разум Ирины ни противился реальности, королева Рэйвенспира не могла от нее скрыться.

Под тяжестью елового ствола раскололась карета, камеристка завопила: «Помогите! Кто-нибудь, помогите!» Снег вокруг Ирины превратился в кровь, которая словно бы сама обладала неодолимой силой. Кровь засасывала Ирину, подобно трясине. Когда ладони погрузились в липкую алую субстанцию, Ирина ощутила биение сердца своей сестры. Татьяна еще сопротивлялась магии, что отнимала ее жизнь. Ирина пыталась высвободить руки, но, как только ей это удалось, она камнем упала в кровавую лужу. Кровь проникла в нос, в рот, вымочила волосы. Ирина оказалась в ловушке. В ушах бился пульс сестры…

– Проснись, Ирина. Проснись, моя королева.

Знакомый голос ворвался в сон, заглушил сестрин пульс. Ирина медленно вынырнула из черно-серого тумана и обнаружила, что лежит в постели. Таковы были последствия сеанса магии, который она устроила в Норденберге. Изможденное воображение подсунуло картинку – запястья и лодыжки Ирины оплели черные змеи. Точно такие, как змей, убивший короля Арлена и, как считала Ирина, вместе с ним убивший и его детей.

От резкой боли в сердце Ирина содрогнулась всем телом, вдохнула, как утопающий, которого подняли на поверхность. Именно боль вырвала Ирину из забытья.

Перед глазами клубился туман, слабость была такая, что Ирина вновь стала погружаться в беспамятство, когда вдруг почувствовала нечто новое.

В ее пальцах заискрила, обжигая, магическая мощь.

Что-то было не так.

«Лорелея».

Усилием воли Ирина сбросила тяжкое забытье, от внезапного прилива магической мощи широко раскрыла глаза.

Она не сразу поняла, что находится не в Норденберге, где перенапряжение магических сил лишило ее сознания. Да-да, Ирина пыталась поймать каких-то хулиганов, что не слушались ее. И вот лежит в своей пышной постели с шелковыми простынями и расшитыми подушками.

Сколько это продолжалось? Нашли уже девчонку, которая ограбила гарнизон?

Лорелея это или нет?

Мысль о принцессе вызвала новое искрение в пальцах. Руки горели под пуховой периной, однако организм был по-прежнему бессилен и вял.

Ирина заморгала. В глаза будто песок насыпался. В окно виднелись звезды, у ног свернулся кольцами змей Разимир, а Виктор, небритый и всклокоченный, прикорнул в кресле возле постели, прикрыв глаза руками.

Ирина позвала его, Виктор подскочил к ней. Рубашка выбилась из брюк, воротник съехал набок, шейный платок вообще отсутствовал. Змей тоже встрепенулся, скользнул по гладкому шелку, устроился под боком. Ирина прочла его мысль: «Долгий сссон. Я бессспокоилссся».

Виктор упал на колени перед ложем, обнял Ирину. Она спрятала лицо у него на плече, он поцеловал ее в шею, сжал крепче. Руки Ирины горели, душу терзало дурное предчувствие.

– Я уж и не чаял, что ты очнешься! – дрожащим голосом произнес Виктор.

На целое бесконечное мгновение Ирина позволила себе забыться в объятиях Виктора. А потом жар в венах велел ей высвободить руки и сесть в постели.

Виктор захлопотал над ней, подкладывая подушки, устраивая Ирину поудобнее. Она старалась не замечать страсти в его взоре. Ибо магия делала свое дело. Ибо руки уже согрелись.

Виктор присел на край кровати, пальцем тронул подбородок Ирины, приподнял ее лицо.