— То есть, это все-таки роман о двух эпохах перемен?

— Конечно. Я заставляю читателя сравнивать. Иногда эти сравнения в пользу того времени. Иногда в пользу этого. Но роман не трактат, где в правый столбик пишем плюсы социализма, в левый — капитализма, а внизу сухой остаток. Нет, проза дает более сложную картину мира.

— А человек сам лучше стал или хуже?

— Человек со времен Библии, глиняных табличек Ашшурбанипала и папирусов один и тот же. Он не хуже и не лучше. Просто жизнь может обострять в нем отрицательные черты, а может обострять, как было в годы Великой Отечественной войны, лучшие качества. Сейчас, я думаю, ситуация получше. 90-е годы многому научили…

Не хочу туда, где следы «Тангейзера»…

— Юрий, хотели бы вы снова вернуться назад? Что бы вы сказали людям того времени, чтобы они сделали все по-другому?

— У меня было такое раннее стихотворение с эпиграфом из Тарковского: «Как я хотел вернуться в „довойны“ — предупредить, кого убить должны». В общем, мой лирический герой пытается открыть людям глаза 21 июня 41-го, а ему отвечают: «Мы закидаем шапками фашистов, не дав границу даже перейти». Заканчивается вещь так:

А я про двадцать миллионов шапок,

Про то, что завтра грянет, промолчу.

Я так скажу: «Фашист кичлив, но шаток.

Одна забава русскому плечу!»

Историческое знание не спасает от ошибок сегодня. Разве украинцы не знают про «руину»? А поди ж ты…

— Мы думали, вы нам какие-то рецепты все-таки скажете…

— Рецепты выписывают врачи — у них есть две печати — круглая личная и треугольная. Вы идете с этим рецептом в аптеку, покупаете лекарство, допустим, от головной боли, а у вас высыпает роскошная сыпь по всему телу…

— Получается, что вы просто констататор, а человечество читает опусы писателей, вроде бы как бы учится, а потом опять наступает на те же самые грабли?

— Романы «Война и мир» и «Преступление и наказание» читали во всем мире. Что, после «Войны и мира» не было войн?

— Две.

— А после «Преступления и наказания» никто старушек за браслетик не убивал? Вот вам и ответ.

— Человечество не меняется.

— Да. Это и хорошо, это и плохо.

— А они поженятся? Вот тот парень, журналист, и девушка, которая парня совратила?

— Да, они поженятся, но счастья это им не принесет. В романе все очень непросто. Там довольно сложная коллизия. Когда описываются отношения между мужчиной и женщиной, важны каждый нюанс, каждая деталь. Меня, конечно, опять обвинят в том, что много эротических сцен…

— А много, да? Вы нам одну почему-то предоставили…

— Ну, хватит… а то меня запишут в «Тангейзеры»…

— В общем, надо читать… Роман «Любовь в эпоху перемен»…

Любовь МОИСЕЕВА, Александр ГАМОВ

«Комсомольская правда», апрель 2015

Главный редактор «Литературной газеты», известный писатель, журналист, драматург Юрий Поляков в эксклюзивном интервью «Самарским известиям» рассказал о том, какими качествами должен обладать человек, чтобы стать главным редактором издания, когда ждать выхода в свет его нового романа, а также дал напутствие начинающим журналистам. Юрия Михайловича мы застали за работой, но, тем не менее, он согласился уделить нам немного времени для беседы.

— Сейчас многие газеты испытывают финансовые трудности. Например, недавно прошла информация о том, что печатная версия «Новой газеты» может уйти в небытие. Как чувствует себя в кризис «Литературная газета»? Не повлиял ли он на тираж: издания?

— Конечно, кризис повлиял и на «Литературную газету», тираж у нас несколько снизился. Кроме того, идет естественный процесс смены читательских поколений, и среди них становится все больше тех, для кого комфортно знакомиться с газетой на сайте. Это тоже влияет на бумажный тираж. Хотя у нас пока изменения некритичные, потери составляют порядка 10-15% от того тиража, который был года 3-4 назад. Есть еще один момент. Сейчас прежде всего страдают издания, которые привыкли выживать не за счет самоокупаемости, каких-то творческих проектов, а за счет постоянной финансовой ренты, в частности, от различного рода зарубежных фондов. Поскольку эти источники обмелели в связи геополитическим обострением и падением акций, иным изданиям стало просто не на что жить. Нечто подобное мы уже наблюдали лет 15 назад, когда либеральные «толстые» литературные журналы, процветавшие за счет фонда Сороса, вдруг в один день сразу обнищали, потому что он закрыл программу поддержки. Мы не получали денег ни от Сороса, ни от каких-то коммерческих, общественных организаций, даже от Агентства по печати, от имени государства, поддерживающего различного рода издания, мало что поимели. Мы привыкли выживать самостоятельно, хотя культурологическое издание на самоокупаемости — чушь. Посадите на самоокупаемость Третьяковку — и билет туда будет стоить ползарплаты.

— Если коротко: как проходят Ваши редакторские будни? По какому принципу Вы планируете текущий номер, будущие номера?

— Будущие номера планируются во всех газетах одинаково. Существуют планы отделов, которые ведут какие-либо направления. Они накапливают материалы, заявляют их в секретариат. Потом проходит предварительное обсуждение номера. В понедельник мы обсуждаем план предстоящего номера. В среду утверждаем этот план с поправкой на какие-то текущие события, какие-то пришедшие материалы. В пятницу, когда верстается номер, еще раз проводится короткое совещание, на котором снимаются текущие вопросы и что-то оперативно вставляется.

— То есть, макет номера — это не догма, и туда можно даже в последний момент внести какие-то поправки?

— Конечно! Например, в понедельник, в день, когда номер практически готов, и остается добавить какие-то мелочи, один наш автор принес короткое письмо к чиновникам, от которых зависит прокат фильмов о войне. Мы тут же это поставили в номер. В таких ситуациях мы всегда идем навстречу. Тем более при компьютерной верстке это сделать гораздо проще. Хотя я работал и тогда, когда был металлический набор, и если вдруг что-то надо было срочно поменять, это все делалось тоже быстро, по отработанной методике. Также в то время существовала должность уполномоченного Главлита, цензора, который мог снять любой материал, если он в нем обнаруживал что-то несоответствующее правилам охраны государственных тайн, материал снимался фактически в день подписания номера в печать и быстро заменялся другим. Сейчас цензоров нет, точнее они сидят в других местах, в частности, в мозгах и кошельках самих журналистов. Для оперативной переверстки существует фонд так называемых «заиксованных» материалов, из которого всегда можно взять примерно такой же по объему текст, чтобы его поставить, сильно не сокращая.