- Ну, дети, которые могут родиться, а могут не родиться!

- Что же, это от них зависит?

- Как ты не понимаешь, они собираются и спорят, кому черед зачинаться...

- Зачинаться?

- Именно. Иногда они так жарко спорят, что и рождаться-то забывают.

Эрлинда с благодарностью посмотрела на Розу и, повернувшись к темному цветнику, закричала:

- Эй! Нерожденные дети! Долго вы там будете спорить? А ну-ка живо родитесь у меня!

Роза подпрвгнула от удовольствия, как девочка, условия игры которой приняла подруга.

В обнимку они направились к дому.

Бедная Кандида основательно готовилась к рождению своего ребенка и разговаривала вслух, перебирая гору связанных ею детских вещей.

Она принимала витамины и делала гимнастику по книге для рожениц. То и дело ощупывая живот и спрашивая у Томасы и Розы, не очень ли он сильно вздулся?

Когда она была одна, она беседовала с Федерико, говоря за себя и за него.

Обычно она начинала с робкого упрека:

- Где ты пропадал так долго, милый?

Каждый раз он находил другую причину для оправдания:

- Был по поручению Дульсины во Франции...

Или:

- Срочные дела задержали меня в Торонто...

- Ты не забыл, что прошло уже два года и мне пора рожать?

- Нет, дорогая, не забыл, но, пожалуйста, отложи это до моего возвращения из Техаса.

Роза с печалью наблюдала за новым ее умопомрачением и не пыталась объяснять ей ее заблуждение.

- Роза, как ты думаешь, - спрашивала она, - эта распашонка будет впору моему младенчику?

- Я думаю, она подойдет...

- Ведь ему уже в моем животе два года...

- Эта распашонка как раз для двухлетнего, - говорила Роза, заливаясь слезами.

- Почему ты плачешь?

- У меня разболелся зуб.

- Лучше всего полоскать шалфеем. Федерико обещал скоро вернуться из Техаса, и я приступлю к родам...

Совершенно по-другому вела себя Дульсина, злобно вымещая на несчастной сестре всю свою неистощимую ненависть.

- Дульсина, скажи, дорогая, долго ли мне осталось до родов? - спросила Кандида у маски.

- Безумная! Неужели ты забыла, что выкинула своего ребенка, прижитого от моего мужа? - ответила Дульсина.

- Я не понимаю тебя... Федерико сказал...

- Федерико мертв! Я застрелила его вот этой рукой!

- Какие глупые у тебя шутки. Федерико сказал, чтобы я повременила до его возвращения из Техаса.

- О каком ребенке ты говоришь?! Да он протух бы в тебе за это время!

Несчастная пересказала слова Дульсины Розе.

- Она говорит, что моего ребеночка давно нет во мне, но я ведь чувствую, что есть! - На глазах ее выступили слезы.

Этого Роза не могла перенести.

Она ни разу не видела Дульсину после ее выхода из тюрьмы.

Взбешенная ее поведением, Роза без стука вошла в ее комнату.

Вид маски ужаснул ее. Розе стало жалко затворницу, но первые ее слова вернули ее к действительности.

- Как ты смела, дрянь, переступить порог моей комнаты! - властно крикнула маска.

- Дульсина, я пришла попросить тебя...

- Я не хочу тебя слушать! Вон!

- Оставь в покое Кандиду, ведь она не в себе.

- Не вмешивайся в семейные дела Линаресов!

- Дульсина, я понимаю, как тебе плохо...

- Ты ошибаешься! Несмотря на случившееся, я не чувствую себя обиженной. Я твердо стою на ногах в своем доме, а ты здесь чужая!

- Я прошу тебя лишь об одном, оставь в покое Кандиду! - твердо сказала Роза и выбежала, хлопнув дверью.

Если бы можно было заглянуть под маску, глазам открылась бы омерзительная улыбка удовлетворения, комкавшая то, что раньше было губами Дульсины...

"Ты еще узнаешь, кому из нас плохо, а кому хорошо!" - подумала Дульсина.

Летит время, все ставит на свои места, отнимает и дает, наказывает и прощает, награждает и отнимает, учит и отбирает память.

Время - соратник Бога, один из вернейших и справедливейших его архангелов - пасет чрева жен человеческих, дарит миру новые мыслящие плоды.

Ранним утром Томаса разбудила Рикардо радостным криком:

- Рикардо, дорогой мой! Радуйся! Роза родила!

Рикардо, как был в пижаме, бросился к Томасе и крепко расцеловал ее.

- Кто родился? - спросил Рикардо.

- Позвонили из родильного дома! Представляешь! - Томаса захлебнулась восторгом и с лукавым видом стала водить глазами.

- Томаса, отвечайте, кто у меня?

- Угадай!

- Ну, мальчик...

- Нет!

- Девочка! - рассмеялся Рикардо.

- Нет!

От изумления он плюхнулся в кресло, недоуменно уставившись на Томасу, которая в этот момент вполне могла сойти за блаженную, каких немало на церковных папертях Мексики.

- Двойня! - крикнула Томаса. - Дева Гваделупе, спасибо тебе, что была с моей Розитой!

Она упала на колени и за неимением изображения славной помощницы всех рожениц перекрестилась на часы, подтверждая этим предположение, что время - явление божественное.

- Мальчики! - уверенно предположил Рикардо.

- Девочки! - всплакнула Томаса. - Вот счастье-то!

- Тоже неплохо, - утешил сам себя Рикардо. - Девочки даже лучше. Двойня мальчиков у нас уже есть. Я и Рохелио. Теперь вот девочки.

Рикардо закрыл лицо ладонями. Только теперь он понял, что произошло: он отец двух девочек! Ему захотелось тут же ринуться в родильный дом и крепко-крепко обнять Розиту.

- Вот и расплатилась с тобой! - сказала Томаса.

- Что вы имеете в виду?

- Наверстала.

Рикардо печально усмехнулся, поняв, что хочет сказать Томаса: один ребенок у Розы погиб, и теперь она вместо одного родила двух.

Роза не могла оторвать глаз от малышек.

Как точно повторила природа черты одной в чертах другой! Какое счастье любоваться на плоть от плоти твоей! Какие они красивые, как дивно пахнут, какие смешные волосики на их головках! Как жадно сосут они ее груди, в которых, к счастью, много молока.

Роза подумала о Богородице, кощунственно представила себя Ею.

Вот лежат на обеих ее руках тяжеленькие, еще безымянные девочки, глазки зажмурены, маленькие кулачки дергаются, - две жизни, подаренные Богом миру.