«Да, готов». Он видел, как изменилось выражение ее лица, когда она вспомнила его «готовность» в спальном мешке.

– Не ожидала, что вода поднимется так высоко осенью, – покачала головой Харли.

– Падение может быть рискованным.

Он огляделся и нашел толстую палку, доходившую до груди, похожую на рогатину, и вручил Харли:

– Воспользуйся этим как посохом.

Он поискал такую же для себя, но тщетно, и предупредил:

– Подожди! Сначала сними носки и обувь.

Сам он тут же сбросил ботинки, привязал шнурками к рюкзаку и закатал штанины.

– С голыми ногами меньше шансов упасть, да и обувь останется сухой, а это уже плюс.

Она нагнулась и, развязав кроссовки, стащила носки и сунула в рюкзак. Ти Джей улыбнулся при виде ярко-розовых ноготков. Сложная душа Харли Стивенс показала ему еще одну грань: механик, женщина в мужском мире, всегда либо в грязном комбинезоне, либо сидя за компьютером, и вот эти ноготки, выкрашенные в розовый цвет, – явное свидетельство, что подо всем этим кроется женщина.

– Ну что, идем?

Он пошел первым, втянув воздух, когда голых ступней коснулась ледяная вода, а чуть позже и вовсе дошла до середины икр.

– Черт! – раздался за его спиной визг.

Ти Джей лишь ухмыльнулся, взял ее за руку и повел вперед.

Оказавшись наконец на сухой земле, Харли вздрогнула.

– Лучшее средство разбудить девушку – освежающая вода ручья.

– В самом деле? – усомнился он сухо. – Мне казалось, что тебя разбудило, когда я…

– Стоп! – Харли нервно рассмеялась и снова вздрогнула – на этот раз не от холода.

Ти Джей улыбнулся ей, тепло и одобрительно, и протянул махровое полотенце, которое достал из рюкзака, чтобы вытереть ноги.

– Я водил сюда группы: рыбачить в ручьях, одолевать на мотоциклах неизведанные тропы, спускаться с обрывов. Бывалые сильные люди, за спиной которых – немалый опыт хождения по горам, и то наверняка стали бы жаловаться. Даже, я уверен, Кен!

– Так я круче Кена?

– Намного! – воскликнул Ти Джей, с улыбкой глядя на нее.

И эта его улыбка подействовала на нее, как обычно, то есть она моментально поглупела. Харли сидела на камне, натягивая носки, которые вынула из кроссовок, и он, усевшись рядом, так что их бедра соприкоснулись, прижал ее к груди и прошептал:

– Взгляни на другой берег.

В сотне ярдов от них по кромке воды брела черная медведица, и сильные мышцы ее перекатывались при каждом шаге. Следом косолапили два медвежонка, ожидая, пока мамаша поймает на завтрак рыбу.

У Харли перехватило дыхание. Стараясь не шуметь, она сунула руку в рюкзак, вынула камеру и стала снимать.

В благоговейном молчании они наблюдали, как медведица бросилась в бурлящую воду и вынырнула с большой рыбой в пасти. Со шкуры капала вода, но она повернулась к малышам, которые устроили возню на берегу, забыв про еду. Мамаша призвала их к порядку тычками, и все семейство побрело прочь.

После их ухода Харли поняла, что практически сидит на коленях Ти Джея, а он ее обнимает.

– Такого за компьютером не увидишь.

Он молча смотрел, как она убирает камеру и тянется к кроссовкам.

– Это точно в Колорадо? Должность исследователя? Никакой полевой работы?

– В основном в офисе, а если и в поле, то очень мало.

Он больше ничего не сказал, она тоже, но, может, он гадал, почему она выбрала теоретические исследования вместо практики.

Она и сама задавалась тем же вопросом, а задумавшись, слишком резко дернула за шнурок, и он порвался.

– Черт!

Ти Джей подошел к рюкзаку и вынул тот же мешочек, что и прошлой ночью – тот самый, в котором лежала пачка чипсов, – и достал из него… зубную нить!

– Вот, вместо шнурков.

Она медленно взяла нить.

– Кажется, я влюблена в твой рюкзак.

– И в мой спальный мешок.

– И это тоже.

– И в мое сексуальное тело.

– Ты забыл, о чем мы с тобой договорились?

– Не затрагивать тему твоего сексуального тела. Так я и не касался твоего – упомянул только о своем.

Он сделал наивные глаза и улыбнулся:

– Во что еще ты влюблена?

Не дождавшись ответа, продолжил:

– Позволь, угадаю. В меня?

– Ха!

Он немного помолчал, потом философски изрек:

– Существует много видов любви, знаешь ли!

– Как много? – с улыбкой уточнила Харли.

– Есть такое понятие, как «глубокая симпатия». – Например, то, что ты чувствуешь к семье. Хотя иногда… это даже несопоставимо с глубокой симпатией.

– Согласна, – кивнула Харли.

– Есть еще влечение…

– То есть вожделение, – поправила она.

– И это тоже, но я имел в виду нечто большее, чем одна жаркая ночь. Это когда ты не можешь без кого-то… хотя бы какое-то время.

Она с любопытством уставилась на него: он говорит о них?

– Без всяких обязательств?

– Да.

– Это для людей ветреных или тех, кто боится глубоких чувств.

– Может быть.

– Вроде тебя, если вспомнить каждую твою интрижку, – сладенько пропела Харли.

– Чайник называет котел черным?

– Эй, у меня сто лет не было интрижек!

– Дело не в количестве…

Понимая, что он прав, она прикусила язык… на минуту.

– Я никогда не видела, чтобы ты чего-то боялся. Спускался вместе с братьями со скалы на сноуборде и выжил, чтобы рассказать эту историю. Видела, как ты болтался над обрывом, куда взобрался без страховки, ухватившись за выступ кончиками пальцев, так что от смерти тебя отделяли лишь мгновения. Черт, я однажды видела, как ты не испугался разъяренной гремучей змеи!

Ти Джей не отрывал от нее глаз:

– Это просто испытания на выносливость.

– Хочешь сказать, что боишься чувств, эмоций?

Он не ответил, но это уже и не требовалось: его молчание само по себе было ответом. Кто она такая, чтобы продолжать эту тему? Ведь если речь шла именно об этом страхе, то тут между ними царит абсолютное согласие.

– Скажем, ты прав, – кивнула Харли, чтобы снять напряжение. – И существуют разные виды любви.

– Да, и что же?

– В таком случае вполне возможно, что я тебя люблю.