– Знаешь, Бегонья, я сегодня встретил одного человека, – сказал Саломон. – Женщину. Ее зовут Лусия. Она бы тебе понравилась. Знает свое дело. Серьезна. Никакой фривольности. Тебе всегда нравились такие люди. О, не переживай: она гораздо моложе меня, и не думаю, что я в ее вкусе. – Он тихонько рассмеялся. – Я испытываю к ней скорее отцовские чувства, ты же меня знаешь. Она могла бы быть нашей дочерью… И потом, есть в ней какая-то тайна: она гораздо слабее, чем кажется. Нам предстоит работать вместе. И это будет интересно…

Сцепив руки за спиной, Саломон вышел из гостиной и пошел вдоль темного коридора, где со стен на него смотрели портреты Бегоньи, словно это был мавзолей, а не дом, где он жил. В темноте Борхес чувствовал себя спокойно: он уже давно ее не боялся.

* * *

Наутро его разбудил громкий телефонный звонок. Он взглянул на экран – 6:30.

– Здравствуйте, Саломон, – раздался в трубке голос лейтенанта Герреро. – Что вы делаете завтра?

– Завтра? – удивленно переспросил он. – Завтра суббота… Я собирался прогуляться в горы, по Сьерра-Франсия.

– Вам будет очень неприятно отменить прогулку?

– Отменить? – снова переспросил Саломон, как следует не проснувшись, и вдруг понял, что, наверное, по телефону производит впечатление старикашки, до которого все медленно доходит.

– Я получила досье и просидела над ними всю ночь. Думаю, мы начнем с того, что посетим те места, где произошли двойные убийства, – сказала в трубку Лусия.

Профессор вдруг сразу проснулся, резко выпрямился и сел в изголовье кровати. В голосе собеседницы он уловил напряжение сжатой пружины.

– Мы начнем?

– Ну да, вы и я.

– Для Гражданской гвардии это довольно необычная метода, а? – заметил Саломон.

– А мы не обязаны им все говорить…

Он задумался, приятно удивленный заговорщицким тоном, который она выбрала.

– Но тем, что касается гибели… моего коллеги, – продолжила Лусия, – вы не занимаетесь. Ни вы, ни ваша группа.

– Когда выезжаем? – спросил он.

– Я пришлю вам мой адрес. Завтра в половине одиннадцатого непременно буду ждать вас возле моего дома. Хорошего дня, профессор.

Утро субботы

В одиннадцать часов они выехали из Мадрида в северо-восточном направлении к Арагону и предгорьям Пиренеев.

Накануне Лусия была на похоронах Серхио в кафедральном соборе Вооруженных сил, известном также под названием церковь Тела Господня, в Мадриде, на улице Сакраменто, 11. В церкви было очень холодно. Стояло хмурое ноябрьское утро, из тех, когда небо все в облаках, и настроение ему под стать, такое же серое. На церемонии присутствовали министр внутренних дел, начальник главного управления Гражданской гвардии полковник Пилар Молина Маркос, генералы, генерал-лейтенанты, офицеры, простые люди, друзья, близкие, коллеги. Лусия заранее приготовилась, отгородилась от всех. Равнодушно выслушала нудную проповедь епископа, официальные речи и слова вдовы. Все говорили о Серхио так, как и положено говорить в день траура. Ему посмертно вручили пустую погремушку: крест Ордена за заслуги перед Гражданской гвардией. Все было хорошо, она держала удар. Ей было наплевать на весь этот лицемерный цирк.

Пока не заговорил Пенья…

А Пенья сказал:

– Хороший отец, прекрасный супруг, надежный коллега, верный слуга Отечества – таков был Серхио Кастильо Морейра. Нам будет тебя не хватать, парень!

И все. Больше ничего. Но этого оказалось достаточно. Потому что здесь Пенья, толстокожий, как бегемот, расплакался. И, словно по цепочке, Лусия почувствовала, как глаза ее наполняются слезами. Унять их было нереально, и ей пришлось выйти на воздух, чтобы подышать. Вытирая слезы, она уже знала, что призрак Серхио будет преследовать ее до конца жизни. Она будет вспоминать его улыбку, его смех, его поцелуи, его тело и все ночи, проведенные в автомобиле, оборудованном, чтобы спать там вместе и открывать друг другу сердца. И конечно же, в память навсегда врежется та странная фигура на кресте, которая была и одновременно не была сержантом Серхио Морейра. В тяжелые минуты эти воспоминания будут всплывать в сознании, чтобы напомнить ей, что нельзя терять времени, строя планы на будущее, что будущего больше нет. Есть только настоящее.

Пенья догнал ее и закурил сигарету.

– А ты знала, что в горах на острове Сулавеси в тело усопшего регулярно впрыскивают формалин, каждый день разговаривают с ним, а раз в три года достают из могилы, угощают сигаретой и устраивают вместе с ним попойки и танцульки? Черт побери, с последним пунктом я еще соглашусь, но буду категорически против, чтобы те, кто доставал меня в этой жизни, доставали еще и после смерти…

– Пенья, да дери тебя кот! – запротестовала Лусия, но не удержалась и улыбнулась.

На выходе из церкви она столкнулась с детьми Серхио и его вдовой. Они быстро взглянули друг на друга, и в глазах вдовы она прочла: «Я знаю обо всем, что было между моим мужем и тобой. К чертям все это!»

– Пенья, – сказала Лусия, – мне бы взять несколько дней отгула. Надо сменить обстановку.

Он согласно кивнул.

– Валяй. Гибелью Серхио занимаются две группы. Мы с Ариасом будем тебя информировать. Это даже хорошо: ты слишком завязана на всем этом в эмоциональном плане.

…По дороге на север она вглядывалась в серую ленту шоссе, в серое небо. У нее было такое чувство, что там, в конце пути, ее ждет что-то неслыханное.

– Как ты перенесла смерть напарника? – спросил сидевший рядом Саломон.

Заметив, что он вдруг перешел на «ты», Лусия на секунду отвела глаза от дороги и посмотрела на него.

– А как ты думаешь? Ты бы сам как перенес?

– Плохо, – отозвался он. – Он много для тебя значил? Работа в ЦОПе – это работа круглосуточная…

На этот раз она ничего не ответила. До Сарагосы они доехали часам к двум, еще через час миновали Уэску, неизменно держа курс на север.

На полях появились белые пятна снега.

Еще минут через сорок они достигли Барбастро, маленького городка с населением в 17 000 человек, который Лусия хотела обогнуть с юга, там, где шоссе 240 и 123 соединялись, что позволяло объехать пригород. Но Борхес ткнул пальцем на указатель, где было написано: «БАРБАСТРО / АЛЬКУЕЗАР / СЬЕРРА ДЕ ГУАРДА». Указатель стоял как раз за придорожным отелем, кофейней и заправкой «Репсол», что сразу заставило ее вспомнить о Франсиско Мануэле Мелендесе.

– Поворачивай сюда, – сказал он.

Она послушно позволила ему быть штурманом на узких улочках центра города. Они проехали по Пиренейской авеню и оказались напротив кирпичного здания с крышей, утыканной антеннами: местной казармы Гражданской гвардии.

– Несомненно, именно здесь когда-то расследовали то самое дело, – сказал Саломон.