Лусия начала терять терпение.

– А все эти свойства могли бы как-то… э-э-э… облегчить манипуляции с человеком уязвимым и заставить его сделать что-то такое, чего он никогда не сделал бы в нормальном состоянии? – спросила она.

В трубке помолчали.

– Я не психиатр, но я бы сказал «да»… Аяуаска веками использовалась, чтобы вызывать состояние измененного сознания. Некоторые секты и бразильские псевдо-церкви и сейчас пользуются ею в тех же целях. Она провоцирует искаженное восприятие реальности, ослабляет чувство опасности, вызывает упадок сил и увеличивает психологическую податливость личности. Наибольшую опасность аяуаска представляет для людей с уязвимой психикой, находящихся в состоянии подчинения. К тому же некоторые исследователи утверждают, что измененное в результате этого наркотика сознание имеет склонность конструировать «множественное я».

Лусия не могла не вспомнить о человеке, у которого тоже было измененное восприятие реальности, скорее, свой собственный мир, подчинявшийся своим собственным законам. Но эту мысль она прогнала.

– Не давай эту информацию никому, пока тебе не пришлют запрос, – сказала она в трубку. – Это понятно?

– Например, психиатру, которого привлечет защита? Усек… Да, Лусия, надо учесть, что аяуаска может еще вызывать жуткие видения и мучительно-тревожные галлюцинации. Они явно не пошли на пользу рассудку вашего Габриэля Шварца.

Она вежливо поблагодарила токсиколога. В квартире Шварца была только одна чашка, и стояла она рядом с салфеткой «Рикардо».

Тень, стоявшая за всем этим, тщательно приготовила настой и наблюдала, как Габриэль его пьет… а потом дождалась, когда наркотик начнет действовать. Но как они познакомились? Как и когда настоящий убийца Серхио Морейра выбрал руку, которой будет назначено убить ее напарника?

– Позвони Ферратеру, – сказала Лусия Ариасу. – Нам нужен список сотрудников клиники и посетителей – одним словом, тех, кто контактировал с Габриэлем Шварцем во время всех его госпитализаций в психиатрические клиники.

Вечер среды

Лусия набрала еще один номер.

– Что ты хочешь, Лусия? – спросил голос в трубке.

– Что вчера случилось с Альваро?

– Ничего особенного.

– Самуэль, пожалуйста…

В трубке помолчали.

– Его толкнули во дворе во время перемены. Учитель это прекратил.

– Толкнули?

– Ну повалили, если тебе так больше нравится.

– Как это «повалили»?

– О господи, Лусия! Может, хватит быть жандармом?

– Он упал?

– Ну упал, если очень хочешь знать.

– Черт побери!

– Что «черт побери»? Драчунов вызвали в кабинет директора. Больше это не повторится. Дело улажено. У него небольшая шишка на коленке. Он в порядке.

– Могу я с ним поговорить?

В трубке слышался звук работающего телевизора. Два голоса, мужской и женский, о чем-то тихо спорили. Ее обожгло гневом. Алисия… Новая подружка бывшего мужа. Она одевает Альваро в блейзер с галстуком, как какого-нибудь английского школьника. Понятно, что его недолюбливают и поколачивают. Она бы тоже как следует наподдала Алисии, чтобы напомнить, что та – лишь гостья в их жизни и не имеет права решать, что хорошо, а что плохо для ее сына. И если она только вздумает встать между ней и Альваро, Лусия пересчитает все зубы в ее очаровательном ротике.

– Мама?

Она глубоко вздохнула и посмотрела на потолок; глаза заволокло туманом.

– Как ты, мой хороший?

– Все нормально. Мы смотрим «Парк Юрского периода».

Она на долю секунды закрыла глаза. Облегчение… Голос у Альваро был веселый. Разочарование… Она догадалась, что ему не терпится вернуться к фильму. Ревность… Ей так хотелось бы сейчас быть рядом с ним и вместе смотреть телевизор, укутав колени пледом…

Как же они до этого дошли? Лусия помнила, что, пока ее работа не начала их разлучать и Альваро еще не родился, они с Самуэлем каждый вечер садились перед телевизором, ставили перед собой поднос с едой, которую современная одержимость диетами вычеркнула из всех меню: «Биг Мак», большая кола, наггетсы, жареное мясо, кетчуп… И ели, пока их не сморит сон. Так и засыпали друг напротив друга, а потом, часа через два, просыпались и брели в постель. Когда Альваро был маленький, они точно так же все вместе смотрели мультики. А потом Лусия начала все позже приходить с работы, она стала жестче – возможно, ее такой делала профессия, – и в их отношения с Самуэлем закралась напряженность.

Она помнила, что, когда они были студентами, Самуэль и его друзья отзывались о полиции с презрением. В их глазах все сыщики были идиотами, приспешниками государства, фашистами – если не на деле, то по склонности. И когда Лусия объявила, что прошла по конкурсу в Гражданскую гвардию, Самуэль ее не понял и не одобрил. Она и сама как следует не понимала, почему пошла туда. Пресса, которую они читали, песни, которые слушали, фильмы, которые смотрели, выражали одно: Гражданская гвардия – рассадник фашизма, идея порядка есть идея фашистская, а закон нужен для того, чтобы удерживать положение вещей, выгодное буржуазии. Такое рассуждение, конечно, было упрощением, но это придавало ему соблазнительности – по крайней мере, для большинства ее товарищей. Однако Лусии никогда не нравилось обижать слабых. С самого детства она всегда принимала сторону тех, кого остальные ненавидели, дразнили на переменках и не упускали случая дать тумака, просто проходя мимо. В семье она была маленькой колючкой, которой доставляло удовольствие разбивать в пух и прах чужую уверенность и портить праздники из чистого духа противоречия. На юридическом факультете Лусия вела себя в том же духе, и всякий раз, как только намечалась какая-нибудь забастовка или манифестация, спрашивала себя, что же на самом деле за ней скрывалось. Она быстро расшифровывала все недосказанности и «задние мысли» красивых проповедей левых политиков об индивидуальной ответственности. И так же быстро улавливала в высказываниях правых дух цепкой предприимчивости. Левым симпатизировали ее друзья, правым – семья. В общем и целом, она поступила в Гражданскую гвардию из духа противоречия. Да ну? Неужели дело только в этом? Просто чтобы доказать всем остальным, что они неправы? Да нет, конечно. Тут были свои причины. Никто, даже Самуэль, не знал настоящей истории. Истории мальчика, самого умного, самого интересного и странного, самого болезненно-чуткого из всех, кто ей встречался. Этим мальчиком был ее брат Рафаэль. А история про то, как его жизнь разрушили наркотики… Для нее он был как Сид Барретт[22]. Wish you were here…[23]