пострадавшим, и его следовало беречь. Поэтому в палату к антиквару пропустили только двоих и только на десять минут.

Разглядев посетителей, толстяк ухмыльнулся и спросил:

– А где ж охраняемое лицо? Или роли поменялись?

– Что ж и не поменять роль, если спектакль закончился? – спокойно ответил Кулиджанов, входя в палату. – Да и вы изменились, согласитесь.

И в самом деле, назвать монакумского букиниста толстяком сейчас было бы неправильно. Конечно, он не стал поджарым или тем более худым, но той горы сала, той чудовищной туши, что могла передвигаться только в кресле на колёсиках, не было и в помине. На кровати лежал очень бледный немолодой мужчина, всего лишь чуть полноватый.

– Не стану спорить, – приподнял он ладонь. – Будем знакомиться заново?

– Легко! Разрешите представить вам следователя отдела тяжких преступлений городской стражи города Линца Михаэля Вартмана. А я – Александр Кулиджанов, капитан-лейтенант службы магбезопасности Царства Русь, из Москвы. Ваш недавний знакомец там очень сильно наследил.

– Знакомец… – Монтегрифо фыркнул. – Поверьте, я считал его вполне добросовестным коллегой!

– Добросовестным? – поднял брови Вартман.

– Ну, профессия, конечно, накладывает свой отпечаток, – антиквар нимало не смутился. – Не всегда удаётся получить желаемое, придерживаясь и духа, и буквы закона. Но лично я за границы его старался не выходить!

Представители закона переглянулись, и Кулиджанов сказал:

– У меня два вопроса. Первый – что вы должны были передать Класхофену, и что он у вас забрал? Второй – почему так срочно и, скажем честно, криминально исчезли из своего дома в Монакуме? Ответьте, и от меня вы немедленно избавитесь.

Монтегрифо скривился.

– Бешеный Франц хотел получить записи одного алхимика, давно покойного.

– Имена, господин букинист?

– Ян Охстат-Тельнич.

– И кто он такой?

Мужчина на кровати сжал зубы так, словно именно ими вцепился в выдаваемые сведения, и сквозь сжатые зубы выдавил:

– Внебрачный сын и личный ассистент короля Сигизмунда. У меня были его записи… Рабочая тетрадь, понимаете? Опыты, результаты, иногда рассуждения.

– Мне казалось, что такие записи обычно постороннему прочитать невозможно? – удивился Вартман.

– Или небезопасно, – добавил его московский коллега.

– Да я на эту тетрадь три года жизни потратил! – выкрикнул Монтегрифо, и без сил опустился на подушку.

Запищали какие-то сигналы, в палату вбежали медики и настойчиво попросили следователей удалиться.

– Вот Тьма, – с досадой сказал Кулиджанов, выходя на улицу. – Он ведь начал рассказывать именно то, что мне нужно.

– Ну, разволновался, – пожал плечами Вартман. – Немолод уже наш с вами фигурант… Не волнуйтесь, коллега, мне немедленно сообщат, как только он сможет говорить.

– Да мне-то уезжать надо! – досадливо махнул руков капитан-лейтенант.

– Напишите список интересующих вас вопросов. Обещаю, я задам их все и отправлю ответы магпочтой.

– Молодой человек! – раздалось вдруг сзади, из дверей клиники. – Как вас там, капитан-лейтенант!

Обернувшись, оба увидели немолодую медсестру, только что выгонявшую их из палаты.

– Вы мне? – переспросил Кулиджанов.

– Вам, вам! Больной очень просил вас на минуту вернуться.

В несколько прыжков Александр преодолел лестницу и вошёл в палату. Медик, склонившийся над Монтегрифо, с недовольным видом обернулся, но антиквар что-то шепнул, после чего их оставили вдвоём.

– Пять минут! – сурово сказал целитель. – И кристалл не трогать!

На груди Монтегрифо действительно лежал довольно крупный розовый кристалл, внутри которого пульсировала ярко-алая точка.

– Сядь, – еле слышно потребовал антиквар.

Кулиджанов послушно сел на стул.

– Наклонись. Теперь слушай… – голос старика хрипел и прерывался. – Франц забрал у меня дневник, но это ерунда. Он рассчитывал на мою расшифровку, но я не так глуп, – тут Монтегрифо захихикал, задохнулся, но справился с собой и продолжил. – Ему это не прочесть без кода. А код – тут!

– Где?

– Тут, глупец! В моей голове! И ещё: настоящие «Заклинания подобия» с пометками короля Сигизмунда Ягеллона у него где-то спрятаны. И Франц отправится туда.

– Зачем? Скажите мне, господин Монтегрифо, на кой Тёмный ему эта треклятая книга? Почему за ней гоняется столько народу?

Несколько секунд антиквар смотрел на своего собеседника вытаращенными глазами, потом снова рассмеялся, хрипя и булькая.

– Так вы даже этого не знаете? Скажи мне, мальчик, что позволяет сделать стандартное заклинание подобия?

– Придать предмету вид другого предмета.

– Это иллюзия. Заклинание подобия превращает один предмет в другой! – он подчеркнул голосом слово «превращает».

– Ладно, – согласился Кулиджанов. – И что? Там столько условий, что проще чеканить дукаты из настоящего золота, чем трансформировать свинец.

– Вот именно… Банальное золото короля не интересовало, он искал рецепт вечной жизни.

– И нашёл? – скепсиса в голосе капитан-лейтенанта было столько, что его можно было бы разливать по бутылкам и продавать всем желающим.

– Представь себе! Он отыскал формулу, превращающую одного человека в другого. Полностью. Угадай, что бы Ягеллон сделал дальше?

– Надо полагать… – медленно проговорил Кулиджанов. – Надо полагать, состарившись, он подобрал бы тело помоложе и поздоровее, и превратил в себя. Нет, глупость! А сознание? Душа?

– А вот над этим работал Охстат-Тельнич. И записал в дневнике, что ему удалось пересадить сознание умирающего раба в тело слабоумного. Правда, в результате он получил два трупа, но был уверен, что ему удастся довести эксперимент до конца.

– И?

– Это последняя запись в дневнике, – с досадой ответил Монтегрифо.

Вчуже капитан-лейтенант отметил, что тот перестал хрипеть, и вообще выглядел вполне здоровым, но в данный момент инстинкт сыщика гнал его вперёд.

– То есть, такой обмен невозможен? – переспросил он.

– Через два дня после этой записи король скончался. Погиб на охоте под Трокием, кабан был не согласен становиться отбивными и копчёными окороками. Судьба внебрачного сына Ягеллона довольно туманна, известно лишь, что он умер через двенадцать лет в монастыре в Брашовицах.

– Где Трокий, а где Брашовиц, – пробормотал Кулиджанов. – И опыты, значит, прекратились.

– Неизвестно. Нам неизвестно, – подчеркнул Монтегрифо. – Вполне возможно, что Франц нашёл что-то ещё, относящееся к вопросу. Или рассчитывает найти.

– Угу… А скажите?…

– Всё. Теперь иди. Устал я.

Спорить с человеком, которого сам несколько часов назад спасал от неминуемой смерти, капитан-лейтенант не стал.

– Ладно. Давайте код к расшифровке дневников, и вы избавитесь от нашего внимания, по крайней мере, до завтра.

Через несколько минут он стоял на улице, разглядывая узкую полоску бумаги с рядом значков. Как этим пользоваться, было решительно неясно.

Купе было четырёхместным, и капитан-лейтенант поморщился:

– Будет кто-то посторонний. Не поговоришь…

– Не будет, – усмехнулся Алекс и торжественно выложил на стол четыре билета. – Я бессовестно воспользовался служебным положением твоих здешних коллег и взял купе целиком.

– Хорошо. Тогда предлагаю обсудить, что ждёт нас в Кракове.

– Не пойдёт, – Верещагин душераздирающе зевнул. – Мы сейчас поспим пару часов, потом пообедаем, а вот тогда уже будем обсуждать планы.

– Умыслы и уловки, – пробормотал инспектор Никонов, тоже зевая. – Чур, моя полка верхняя. Кто-нибудь