Брезгливое желание поскорее покинуть ложе бесконтрольного сладострастия стало невыносимым. Агент думал о том, что произошло, в третьем лице, зная, что последует за попыткой удрать минут через двадцать.

Хриплый голос, объясняющий неприятную нотку в дыхании заядлой курильщицы, остановил его на пороге ванной комнаты.

– Милый, ты куда?

– В душ, – ответил он, не оборачиваясь. Новая попытка вспомнить имя любовницы не увенчалась успехом.

– Присоединиться к тебе? – Женский голос был полон соблазна.

Вуд ненавидел член за реакцию, последовавшую за томным полушёпотом и шуршанием простыней. Но сейчас он уже не был пьяным, мозг главенствовал над всем прочим.

– Нет, не нужно. Я опаздываю, у меня совершенно нет времени.

Мэттью одним шагом заскочил в сверкающее чистотой кафеля пространство, поскользнувшись на подозрительно жёлтом пятне разлитой по белому полу жидкости. Он с трудом удержался на ногах. «Моча или шампанское? Господи, не нужно дополнительных наказаний! Я и сам готов застрелиться...»

– Работа прежде всего? – этот вопрос прозвучал в закрытую дверь и ответа не требовал.

Агент брезгливо вытащил ногу из лужицы.

«Чёртова пьянка с её последствиями, чёртова работа, чёртов Брюс, предложивший разом отметить все события. Чёртова Беттани, любительница выпить на брудершафт, чёртов „Вуд-младший“, протестующий против долгого воздержания и желающий отыметь всё, что шевелится…»

Ворчать и сетовать на всех и вся можно было до бесконечности, но толика правды в вопросе-утверждении голой незнакомки присутствовала. Именно с работой была связана вчерашняя вечеринка.

Разбирательство, открытое отделом внутреннего расследования, было закончено, что не могло не радовать. Месяц отстранения от оперативной работы – слишком малое наказание, да и этот срок подошёл к концу, а значит, долой отпуск, бумажную волокиту кабинетной работы. Вуд вернётся к своей команде через неделю.

Слушание большого жюри в Финиксе прошло так, как и предсказывал Лебовски. Обвинения с него и мисс Паркер были полностью сняты. Встречный иск принят, но пришлось срочно вылететь в Вашингтон, чтобы выслушать выводы внутреннего расследования и встретиться с Вернером по его личной просьбе. Он и адвокат прилетели одним рейсом; Лебовски тоже ждали дела.

Мэтт закрыл кабинку душа и лишь затем врубил воду на полную мощность. Он подставил ногу, а следом всё тело под напор горячих струй.

Ожидания худшего оправдались: волна омерзения и неприятия накрыла агента с головой. Навыки, полученные за годы тренировок и тренингов, иногда давали сбой – и от этого было невыносимо гадко. Как всегда после незапланированных походов под юбки, мозг сверлили разные мысли. Неужели он никогда не научится контролировать то, что имеет в штанах? Находясь с Лесси, Мэттью объяснял это памятью о Кэтлин, а что происходило сейчас? Рука с жидким гелем растирала мускулистое тело, смывая следы бурной ночи, опускаясь всё ниже к поросшему растительностью треугольнику.

– Ну что, ты доволен? – Детородный орган, несправедливо обвинённый во всём произошедшем, обиженно дёрнулся. – Опять мне выпутываться из всего этого дерьма...

И под словом «дерьмо» подразумевалось вовсе не отшивание так похожей на Кэт красотки, разомлевшей в постели. Вуд начал припоминать события прошлого вечера; и в отрывках, поданных памятью, было мало чего утешительного.

Мэтт долго стоял под струями уже холодной, почти ледяной воды, упершись лбом в пластик стенки кабинки. Мурашки покрыли кожу, тело пробивал лёгкий озноб, но голова понемногу светлела.

Так что же произошло с ним вчера? Виски, шампанское, вперемешку с поцелуями Бетти в губы, снова виски, текила с лимоном и солью и снова виски. За окончание внутреннего расследования, за выздоровление, за снятие обвинения, за удачу, за… любовь. Вот за неё он пил особенно часто и усердно, и она поспешила найти его – брюнетка с длинными ногами, так похожая в полутёмном пространстве клуба на Паркер, но вот имя агент никак не мог вспомнить.

«Саманта? Анетта? Кэ… Кэтрин!» Господи, что почувствовал он тогда, услышав это имя… Почти что Кэтлин, красивая, сексуальная, доступная, готовая на всё прямо здесь и сейчас. Не нужны никакие уговоры, принуждения, соблазнения и попытки доказать, что ты не тот, кем тебя представляют. Влажные, жаждущие поцелуев пухлые губы, зовущий взгляд, обещающий подарить наивысшее наслаждение…

«Вуд-младший» ожил и снова поднялся вверх. Мэттью направил на наглеца струю воды.

– Вот уж нет, больше этого ты не получишь!

Он вздрогнул, вспомнив не к месту взгляд серых глаз Самуэля, всматривающихся издалека в его лицо. В памяти всплыл пытающийся что-то сказать крупный рот адвоката, шевелящий губами в расплывчатой дымке сознания. Общей картинки лица не получалось, глаза и рот появлялись, меняя друг друга.

Лебовски! Он был там и что-то пытался сказать, но что? Этого Мэтт вспомнить не мог.

Лилибет…

– Боже мой!.. – слова сами сорвались с губ.

Жаркая волна сдавила виски, пронзив голову новой порцией боли. Его девочка провела ночь одна! Одна в большой тёмной квартире, одна в чужом городе, забытая отцом, потерявшимся в пьяном угаре страсти. Сделалось невыносимо стыдно, но борющееся с совестью сознание выдало на-гора спасительное имя: «Чайтон!»

Вуд вздохнул с облегчением, проглотив образовавшийся в горле ком. Давно он не был так счастлив при упоминании нескольких букв, ассоциирующихся в его памяти с беспримерной верностью. Наверное, с того дня, как оставленный в наследство пёс ушёл вслед за дедом, умерев от тоски через пару месяцев. Может быть, потому он так и противился встречам дочери с индейцем? Обида на собаку, так и не захотевшую признать в нём хозяина? Мэттью усмехнулся всплывшим воспоминаниям, если бы их сейчас мог слышать Чайтон. Всё-таки преданность была заложена в этом имени свыше…

Мысль, что стажёр мог находиться ночью рядом с Лилибет, пугала и успокаивала одновременно. Ридж проследит, чтобы с девочкой ничего не случилось. Он обещал, что не сделает этого… Этого? Того, чем всю ночь занимался её отец, забыв обо всех и всём? Волна гадливости к самому себе полностью заполнила душу, сделавшись настолько липкой и осязаемой, что не могла быть смытой ничем.

Агент буквально выскочил из ставшей внезапно тесной и скользкой ванной комнаты, обматывая белое махровое полотенце вокруг бёдер на ходу.

В спальне стало только хуже.

Жадный взгляд подружки на ночь пожирал загорелое мускулистое тело Мэтта. Она, не произнеся ни слова, соскочила с кровати и голышом направилась навстречу любовнику, плавно покачивая округлыми бедрами, выставив вперёд небольшую упругую грудь, увенчанную крупными тёмными сосками. Комнату наполнил терпко горьковатый запах мускуса – аромат вожделения, острого желания готовой к соитию самки.

Вуд