Ингрид распахнула дверь и почти вбежала, сильная и стремительная, попробуй останови, но останавливать некому, даже за оконцем комнаты для консьержки пусто и настолько пыльно, словно здесь никто не появлялся с момента сдачи дома в эксплуатацию.

– Лифт работает, – бросила она. – Пойдем.

– Один из четырех, – пробормотал я с опаской, – по теории вероятности он не должен сломаться именно в этот день и час… Хотя теория суха, мой друг…

Она фыркнула:

– Я тебе не друг.

– Классику знать надо, – укорил я. – Это я бахвалюсь знанием сокровищ мировой культурки, а ты мне крылья обрываешь, как стрекозе какой-то, изысканной и безумно красивой…

Опускаясь на вызов, лифт грохочет и лязгает, я отчетливо услышал предупреждение, что ему начхать на теории, восхочет и застрянет в любой момент и в любой точке пространства-времени шахтного измерения.

Ингрид нахмурилась, но когда дверцы распахнулись, решительно шагнула вперед. Пол под нею тревожно задвигался, стукаясь в стенки.

– Ох, – сказал я. – Кажется, у меня начинается арахнофобия или как ее там…

– Какие здесь пауки? – спросила она сердито. – Не трусь. Слышишь, уже поехал… Если и оборвемся, то с хорошей высоты! Мучиться долго не придется.

– Умеешь утешить, – сказал я с сарказмом. – Настоящая женщина!

Лифт ползет на высоту с трудом, отчаянно сражаясь с гравитацией и даже, как мне кажется, с сопротивлением воздуха.

– Что-то ты бледный совсем, – произнесла она с сарказмом. – Съел что-то?

– За тебя переживаю, – пояснил я.

– Что так?

– Ты такая нежная, – пояснил я, – чувствительная, поэтичная, а гонимся за каким-то грязным мошенником. Для тебя это как серпом… гм… как молотком по маникюру, да?

Она не ответила, прислушиваясь. Лифт наконец дополз до места, остановился, задрожал, я уже заранее вздрогнул, однако двери начали неуверенно раздвигаться, а потом и в самом деле ушли в пазы, открыв перед нами этажную площадку.

Ингрид выскочила первой, я вышел следом, реакция у меня пока еще не совсем та, что жаждется. Сигналы в нейронах идут со скоростью тридцати метров в секунду, а в компьютерах со скоростью света, а это значит, примерно в десять миллионов раз быстрее. Я потому и жру чаще обычного, что мой мозг работает как зверь, калорий на свою работу требует вдвое больше.

Для меня это значит странное ощущение нереальности, когда мир как бы замедляется в движении. Я, правда, тоже не могу двигаться быстрее, ну разве что чуть-чуть, зато мозг работает, как ветряная мельница в бурю.

Пока что сигналы в моих нейронах распространяются примерно в шестьдесят-семьдесят метров в секунду. Это не слишком огромное преимущество при решении трудных задач, но может стать решающим, когда кто-то замахивается на тебя кулаком или ножом, а от твоей сообразительности и реакции зависит получить удар или нет.

Гораздо выше прогресс, что когда ловлю сигналы компьютерных сетей, то принимаются практически на компьютерной скорости, иначе не объяснить, как за доли секунды могу пересмотреть Ленинскую и Библиотеку Конгресса.

Сейчас вот, взглянув на дверь, я в доли секунды рассмотрел, как внутри идут провода и что за схема управляет двумя замками, в самом деле самая продвинутая, на опознавание хозяина по лицу, такая открывает дверь, как только он выходит из лифта и протягивает руку к двери.

Ингрид распахнула глаза шире, когда я взялся за дверную ручку.

– Даже не постучишь?

– Я думаю, – ответил я, – тебе важнее внезапность.

Она в изумлении захлопнула рот, дверь под моей рукой медленно начала отворяться.

– Как это…

Я ответил тоже шепотом:

– Он забыл ее запереть. Он же дома, так бывает.

Она выхватила пистолет и, держа его в обеих ладонях, медленно переступила порог прихожей. Я сосредоточился, вернул параметры защиты управления замком в прежнее состояние, пусть никто и не догадается о таком моментальном взломе.

Из прихожей один коридор на кухню с дверью туалета по дороге, стандартная планировка, а другой ведет в гостиную, ее отделяет дверь, но щель показывает, что там не закрыто.

Ингрид знаками велела мне вести себя тише травы, я кивнул, а она тут же саданула ногой, как тараном, в двери гостиной. Обе створки с грохотом распахнулись. Она ворвалась вовнутрь, замерла в шаге от порога, а я вздрогнул от ее страшного крика:

– Застыть!..

В комнате всего один человек, в этот момент заглядывает в шкаф, на мой взгляд, перебирает рубашки на плечиках, но Ингрид явно заподозрила, что уже ухватил рукоять пистолета или автомата и сейчас развернется, полосуя гранатометной очередью все с нашей стороны и разнося здание в щебенку.

Он обернулся в ужасе, вряд ли даже понял команду насчет замереть и не двигаться, а когда увидел направленное ему прямо в лоб черное дуло пистолета, вытаращил глаза.

Руки взлетели вверх, будто подвешен к потолку лично Торквемадой в помещении святейшей инквизиции.

Глаза полезли из орбит, а голос сорвался на поросячий визг:

– Кто?.. Чего… чего вам надо?

Я зыркнул на воительницу, она тоже вроде бы поняла, что это не совсем тот байкер, что нырял ночью в окно.

– Кто такой? – рыкнула она зло.

Он вроде бы сообразил по нашим лицам, что мы облажались, сразу понахальнел даже с виду, посмотрел свысока.

– А у вас ордер есть, полицаи?

Руки его начали опускаться, она рыкнула:

– Опустишь – стреляю!

Его руки снова взлетели, она ответить не успела, я сказал быстро и уверенно:

– Игорь Найденов, тридцать два года, дважды судимый за мелкие кражи, на форуме педофилов известен под ником «Лысый» и «Алый Цветочек», закончил ФЗУ, в четырнадцать лет был пойман за мастурбацией на фото своей матери…

Он вскрикнул затравленно:

– Да при чем здесь это?

Я ответил неумолимо:

– У нас есть непроверенные, но абсолютно точные сведения, что ты продаешь наркотики, способствуешь сводничеству, замешан в нелегальном распространении детской зоофилии… а еще ты агент госдепа. Не хочешь о них рассказать? Или предпочитаешь поговорить о своем приятеле Киме Кардашьяне, к которому ходил на этой неделе трижды? Причем не домой, а на работу?

Он посмотрел на замершую женщину с пистолетом, перевел взгляд на меня.

– А при чем здесь какой-то госдеп? И что это вообще?

– Будет ни при чем, – согласился я, – если расскажешь о Кардашьяне. Почему ходил, о чем базарили, какое пиво пили… А наркотики нам не так интересно, правда. Если какие-то идиоты хотят травиться – их проблемы.