Он выхватывает из моих пальцев пипетку и прижимает несопротивляющегося котенка к столу. Минута, и капли в ушах непослухи, который даже не мяукнул ни разу во время экзекуции. Хотя, когда мы с Васяткой его лечим он орет и вырывается. Но Тагиру нельзя противиться. Никто не может.

- Если ты ее обидишь, я... – тихо шепчет мой маленький сын, и в его глазах столько решимости. Господи, когда он успел так вырасти, повзрослеть. Сейчас он копия своего биологического отца. Только сейчас.

- Я клянусь тебе, что никогда в жизни не причиню вам страданий,- серьезно говорит Тагир, пристально глядя в глаза ребенка. И чувствую невидимую связь, образовавшуюся между двумя мужчинами: большим, просто огромным  и маленьким, но бесконечно мудрым и сильным. Ну вот и все.

- Хорошо,- перед нами снова простой ребенок, болтающий ногой и жующий бутерброд. Но моя жизнь ровно минуту назад сделала последний крутой вираж.

Эх, Егоров. Ты был мне так нужен. И сейчас я просто теряю связь с тобой. Словно кто – то невидимый рубит этот гордиев узел волшебным колуном.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

И нет возможности остановить этот катящийся в тар – тарары мир. Мой мир без тебя. Я привыкну. Наверное.

*********

Открывать глаза не хотелось. Егоров слушал противный писк монитора, доводящий до оскомины, до безумия. Беросов не дал ему сдохнуть, какая ирония. И ненависть к этому запутавшемуся в своих играх зверю у Василия странным образом испарилось. Он не любил вспоминать прошлое. Ненавидел. Но именно сегодня воспоминания, словно вражеские захватчики лезли изо всех закоулков подсознания, кривляясь и глумясь.

Столько воды утекло с тех по, как Тагир Беросов объявил его своим личным врагом? Семь –восемь, это уже не важно.  Этот горячий салага всегда был непослушным, своевольным, не подчиняющимся приказам. Он был настоящим воином.

В тот далекий грозовой день Василий не пустил его на задание. Не потому что сомневался в Беросове. Нет. Тот был одним из лучших в роте. Предстояло брать командира боевиков засевшего в ущелье. Он просто не мог отправить своего бойца, ставшего ему почти родным, не имел морального права, после того, как узнал, кто окопался в каменном аду. У храброго Василия не хватило духу сказать Барсу кому подписан смертный приговор. Он трусливо смолчал, что они идут за душой Тиграна Беросова, и приговор обжалованию не подлежит.

Василий вздрогнул. Почувствовав движение рядом. Вынырнул из воспоминаний, как из ледяного омута. Прибор над головой разразился яростным писком.

- Пап, позови врача,- капризный голосок Машки, полный недовольства и слез.- Вась, ты слышишь меня? Господи, как ты меня напугал. Чертов придурок. Свалить хотел?

Егоров открыл глаза, уставился на холеное личико супруги, и смог рассмотреть слезинки повисшие на нереально долгих и искусственных ресницах. Красивая, холеная, холодная. Не такая, как та, что не дала ему сдохнуть.

- Хотел,- прохрипел Василий. – И сейчас хочу. Маш, не нужно,- поморщился, почувствовав прикосновение ледяных губ к щеке.- Я так устал.

- Да. Уедем, Васька к морю. Вот встанешь на ноги и махнем на острова. Мы так давно никуда не ездили вместе. Ты с этой работой своей совсем забросил свою малышку. Папа сказал, что после больничного сразу в отпуск тебя отправит. Там и отметим новую должность.

- Маш, я хочу развод,- прошептал Егоров и сам удивился легкости, с которой произнес разрушительную фразу. Он больше не желал жить в этом фарсе. Не хотел. Просто смотрел в сузившиеся, злые, очень красивые глаза и знал, что с этого момента его судьба разрушена. Семейка жены не оставит камня на камне от его проклятой жизни. И ему было наплевать на последствия этой катастрофы. Сдохнуть ведь можно не только физически.

- Ты бредишь, котеночек,- прошипела Машка, и с такой силой впилась ногтями в его предплечье, заставив поморщиться от боли.- И я сделаю скидку на твоё беспомощное состояние. Ты же понимаешь, что отец вас уничтожит? Всех. Вмешает в грязь. И шлюху эту с выродком ее. Он ведь предупреждал тебя.

-Знал, значит. Кто, мамуля моя подсуетилась, или батюшка твой? Успокойся, я не нужен ей. Я умер для Светки очень давно. Космонавт я,- горько ухмыльнулся Егоров.- Но тебе я зачем? Неудачник, лизоблюд, подстилка. Никак не могу понять, Маш. Ты даже ребенка родить мне не захотела? Зачем все это?  Мы с тобой живем на разных полюсах. Ты наставляешь мне рога, я сбегаю от реальности в бутылку. Мы даже не семья. Просто сожители – без прошлого, без настоящего. Чужие.

- Я тебя люблю,- заорала Машка, оскалив белоснежные вениры,- я, сука, ради тебя убить была готова, по головам шла. Жаль, что не вышло от ублюдка избавиться. Исполнители гнилые попались. И эта сука, почувствовала опасность, сама слилась. И ты думаешь, что после этого я позволю тебе уйти? Егоров, ты не получишь развод. Только через мой труп, понял? – Я тебя хотела, и я тебя получила. Плевать на мораль. Ты мой – Егоров. И если надо будет...

Страх. Он запустил липкие щупальца в разрывающееся болью сердце, проник в старую рану. Никогда он, прошедший ад войны и огонь горячих точек не боялся так люто, как сейчас. Василий смотрел на женщину, с которой прожил годы и впервые видел ее по-настоящему.

- Заткнись,- грубый окрик разорвал сгустившийся воздух.- Дочь, выйди.

Василий перевел взгляд в сторону повелительного голоса. Святослав расслабленной походкой направился к стоящему у стены креслу. Постарел. Но лоска не лишился. Глаза – как пистолетные дула.

- Я ж предупреждал, Василий,- ухмыльнулся тесть, проводив любящим взглядом разъяренную фурию. – Одна она у меня, стресс у девки. Несет черт знает что. Поздняя она и единственная. Говорил ведь тебе, пожалей девку свою, с приплодом. Ты не послушал. Извини.

- Руки коротки. Она теперь с Беросовым,- горько ухмыльнулся Егоров. – Даже ты, Святослав бессилен.

- Я то да. По-стариковски. Матушка твоя переживает тоже. Новость у меня плохая, зять. Вчера Тигран ушел в побег. Знаешь, чем это чревато? Знаешь, по глазам вижу.

Василий прикрыл глаза. Его мир снова погрузился во мрак.

***********

- Нет, ты видел, как этот его с ноги, а потом пестик достал? Классный фильм, дядь Тагир. А ты умеешь стрелять? А меня научишь? А пестик есть у тебя? Дашь подержать?