Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ужасной мести жаждет мое сердце!
Я беспощадна! Жажду мести я!
Должен узнать Зарастро ужас смерти,
А если нет, так ты не дочь моя!
Навек тебя оставлю, живи одна в позоре!
Из сердца вырву с корнем даже память о тебе.
Оставлю! Забуду! Вырву с корнем
Даже память о тебе!
И ты одна погибнешь в униженье!
Вам, боги мщенья,
Вам даю обет!
Из этих слов видно, что градус ненависти к Зарастро у Царицы ночи переходит все мыслимые границы. Она готова уничтожить его даже ценой отречения от родной дочери.
Источник этой невероятной злобы станет понятным, если заглянуть в полный оригинальный текст разговорных диалогов, который уже давно принято сильно сокращать, в результате чего подлинные причины конфликта Зарастро и Царицы ночи остаются за кадром.
Вот что рассказывает Царица ночи дочери перед тем, как спеть свою знаменитую арию.
Ее покойный муж (отец Памины) когда-то владел золотым диском Солнца — главным символом власти, и могущество королевской четы было беспредельным. Умирая, он завещал жене и дочери все свое огромное царство, но символ власти над светом — золотой диск — внезапно оставил не супруге-царице, а Зарастро.
Объяснил он свое решение тем, что власть — не женского ума дело. Вот как это было в пересказе Царицы ночи:
«Женщина! — сказал он хмуро. — Солнечный диск предназначен для посвященных. Зарастро будет пользоваться им так же разумно, как и я раньше. И ни слова больше! Есть вещи, недоступные женщинам. Твой долг теперь — вверить себя и нашу дочь мудрому мужскому попечению».
Так Царица ночи утратила свое могущество.
«Любимое дитя! — говорит она Памине. — Твоя мать больше не может тебя защитить. Моя власть ушла в могилу вместе с твоим отцом».
Дальше в этом диалоге, предшествующем арии, Царица ночи с изумлением узнает от Памины, что Тамино, отправленный ею на поиски дочери, оказывается, вообще не собирается ее возвращать матери. Более того, он уже и сам перешел на сторону Зарастро и готовится к посвящению.
Но самый болезненный удар она получает от родной дочери, которая вдруг начинает хвалить своего похитителя и при этом ссылается на мнение отца:
«Ведь и мой отец был связан с этими мудрыми мужами: он всегда говорил о них с восторгом, хвалил их доброту, их ум, их добродетель. И сам Зарастро — воплощение всех этих добродетелей…»
Естественно, что Царица ночи взрывается яростью:
«Что я слышу! Ты, моя дочь, находишь причины, чтобы защищать этих варваров? Ты любишь человека, который служит моему смертельному врагу, готовому уничтожить меня в любой момент?»
Это последняя капля в чаше ее ненависти к Зарастро, который восстановил против нее мужа, лишил могущества, объявил ее саму исчадием женского зла, суеверий и предрассудков, а потом еще забрал себе мозг, душу и тело любимой дочери! Не говоря уже о ее женихе.
Именно в этот момент Царица ночи и достает свой кинжал, требуя от Памины убить Зарастро. В ее душе кипит обида, унижение и безумное желание взять реванш любой ценой.
По тексту, сценической ситуации и по музыке — это типичная «ария мести», каких было очень много в итальянских операх XVII–XVIII веков. Месть — надежный двигатель сюжетной интриги.
Но «Волшебная флейта» — это сказка. И поет ее фантастический персонаж — волшебница с демоническим размахом эмоций. Поэтому Моцарт заряжает ее музыку энергией особой, сверхъестественной силы. Все здесь — каждая нота — бьется жаждой немедленного мщения и взрывается фейерверками ненависти.
Эти сверкающие искры и разящие молнии показаны в вокальных колоратурах запредельной сложности. Тут и быстрые пассажи гаммами, и извилистые плавные линии на одном дыхании, и очень трудные акробатические скачки в высочайшем регистре — практически, вокальной стратосфере.
Возможно, многим мало что скажет словосочетание «фа третьей октавы», которую исполнительница этой арии должна легко взять не один раз. Но любой вокалист и просто меломан знает, что это рекордная по высоте нота, которая тут еще берется особым образом, так, словно человеческий голос уже и не голос, а какой-то музыкальный инструмент, для которого нет предела в высоте и виртуозности — достаточно только нажать нужную клавишу.
Все эти чудеса высоких вокальных технологий доступны особой разновидности женских высоких голосов — колоратурному сопрано. Очарование такого голоса — в звонком верхнем регистре, легкости и подвижности. Но Царица ночи и тут ставит исполнительницам коварную подножку: именно в этой арии требуется не столько хрупкость и нежность, сколько большая сила и яркость звучания. Нежные соловьиные трели совсем не идут этой одержимой мрачными страстями волшебнице.
Здесь больше уместен образ снайпера вокального искусства, без единого промаха попадающего в «десятку». Недаром режиссеру и сценаристу известного фильма по «Волшебной флейте» (2006 года) Кеннету Брана пришло в голову показать Царицу ночи в стиле military. Она впервые появляется в кадре, стоя на танке.
На премьере «Волшебной флейты» арию Царицы ночи спела Жозефа Хофер. Она была родственницей Моцарта и приходилась его жене Констанции старшей сестрой. Моцарт ей не очень симпатизировал. Вот, что он написал о ней отцу за десять лет до того, как судьба свела их с Жозефой в «Волшебной флейте»: «…ленивая, грубая, лживая особа, и очень себе на уме». Судя по воспоминаниям, у нее был большой диапазон голоса и довольно резкий тембр. В расчете на ее данные он и написал партию Царицы ночи.
И Жозефа Хофер в этой роли, и вся опера имели очень большой успех. Поэтому спустя семь лет после смерти Моцарта в том же театре теми же исполнителями было поставлено продолжение «Волшебной флейты». Музыку написал уже другой композитор, Петер фон Винтер, но этот опыт не имел успеха.
Зато «Волшебная флейта» Моцарта и в XXI веке держит статус самой исполняемой оперы в мире. В ней много прекрасной музыки на любой вкус — серьезной, сложной и очень простой — прелестной и забавной.
Вторая ария Царицы ночи блещет на этом фоне как пик драматизма и символ неподражаемого мастерства Моцарта. Даже ужасное, мрачное он сумел превратить в эстетически прекрасное и музыкально совершенное.
ЧТО ЕЩЕ ПОСЛУШАТЬ ИЗ ОПЕР МОЦАРТА:
Ария Папагено («Der Vogelfänger bin ich ja») из 1 действия «Волшебной флейты» — на самом деле не ария, а веселая песенка в немецком стиле птицелова Папагено, его самопрезентация под