Он бросился вниз и увидел, как Юэн, прихрамывая, низко опустив плечи и голову, заходит в туалет. После шумного мочеиспускания Юэн шаркающей походкой отправился назад.

Себ, стоя на последней ступеньке лестницы, окликнул его:

– Юэн!

Юэн не удостоил его ответом. Мрачный, осунувшийся, без своей привычной бейсболки, он прошел по коридору и вновь зашел в свою комнату. Закрыл за собой дверь. Приглушенный скрип пружин возвестил о том, что незваный гость вернулся на свое место.

Юэн продолжал унижать и оскорблять его. Это напускное равнодушие, открытое пренебрежение его чувствами и правами в конце концов прорвали дамбу терпения Себа. Жгучий, неконтролируемый гнев поглотил его.

Он рванулся вдоль по коридору и рывком распахнул дверь.

– После всего того, что ты устроил днем, ты здесь не останешься!

Но не успел он договорить, как понял, что Юэн не в том состоянии, чтобы двигаться. Он был измотан, болен и прикован к постели. Близок к полному физическому истощению.

Он вновь перекладывает всю ответственность на тебя. Делает вас зависимыми друг от друга.

Это была часть стратегии Юэна. За оскорблениями следовали крики о помощи, грандиозные литературные иллюзии прикрывались детской ранимостью, пьяная ярость перемежалась с внезапным склерозом по отношению к обидам, нанесенным хозяину дома, встретившему его без особого восторга. Юэн никогда не менялся. Один его вид и запах могли свести с ума.

Его нестабильность тоже была заразна, и Себ теперь ясно это осознавал. Она сбивала его с толку и раздирала на части. Юэн еле-еле держался на плаву, буквально хватаясь за соломинку, его плот разваливался на куски. Себ теперь тоже находился в отчаянном положении. Само его существование зиждилось на каждодневном упорном труде и активной жизненной позиции, порожденной самодисциплиной и жестким контролем над окружающим миром. А теперь все это было под угрозой. Апатия и безразличие все больше и больше овладевали им, склонность к долгим ленивым размышлениям, паранойя, панические атаки. Бар с напитками стал наиболее часто посещаемым местом в его доме.

В течение трех недель он не написал ни слова, не ответил ни на одно письмо. Толком не выбирался в магазин, урывками ел и спал. Он потерял умение расслабляться с тех пор, как впервые увидел Юэна на пляже. Пока он лениво просматривал редакторские правки вместо того, чтобы писать, кто-то переписывал сценарий его жизни.

– Даже не думай устраиваться поудобнее!

Истерзанное страданиями лицо, скорбно поджатые губы, глаза, полные боли. Юэн и не пытался защищаться. Он был погружен в себя. Вся его скрюченная фигура будто говорила: приди и сдвинь меня с места.

Себ вошел в комнату. Еще больше разозлился, запутавшись в шторах, настежь распахнул оба окна. За окном было черным-черно. Еще одна ночь с ним.

С печалью в глазах Юэн терпеливо наблюдал за Себом. Сама невинность! Его выражение лица, его поза – все говорило о том, что Себ был крайне несправедлив к нему, да еще в самый неблагоприятный момент.

– Что случилось? Сегодня днем, что это было? Приступ? Ты эпилептик?

Юэн сглотнул. Хриплым голосом чуть слышно прошептал:

– Это забирает много сил.

Чертовы явления Юэна вовсе не были балаганными трюками. Он платил за них высокую цену. Возможно, они даже представляли угрозу для его жизни – по крайней мере, Себ на это надеялся.

– И ты принимаешь наркоту в моем доме, хочешь помочь мне засадить тебя?

Юэн ничего не ответил. Но его молчание ясно давало понять, какого труда ему стоило проделать этот трюк. Это воодушевило Себа. Впервые с момента прихода Юэна в его дом Себ почувствовал некоторое преимущество: не все всегда шло по плану его незваного гостя.

Пока Юэн будет восстанавливать свои силы или хотя бы малую их часть, он станет изображать несчастного инвалида точно так же, как в их университетские годы он изображал несчастного нищего студента. А пока – небольшая передышка, перед тем как он снова начнет здесь все контролировать.

– Мне нужны ответы. А тебе нужно спокойно лежать в этой кровати, поэтому лучше начать говорить, а то сегодня же вечером станешь историей. Пока я еще не решил, кому позвоню сначала: врачу, психиатру или в полицию – в любом случае тебя заберут, и все кончится. Так что самое время объясниться.

Угрозы не возымели должного действия. Юэн все так же спокойно продолжал изучать Себа, как будто хотел понять, какие чувства тот испытывает. Он ожидал страха и страстно желал благоговения и восхищения.

Молчание затянулось. Себ был близок к тому, чтобы раскричаться, лишь бы прервать его.

– Ну?

– У тебя выпить есть?

– Нет! – Себ хлопнул себя по коленкам. – Как ты вообще можешь думать об алкоголе? Я думал, ты умер.

– Ты еще не прочитал мою книгу?

– Нет. Я даже не смотрел ее. Скажем так, у меня было чем заняться.

Юэн попытался пренебрежительно покачать головой, но мешала подушка. Вид этой подушки, с тех пор как голова Юэна оказалась на ней, оставлял желать лучшего. Юэн поморщился и тихо продолжил:

– Мы можем существовать в другом месте.

И снова в комнате воцарилось молчание.

– И?

– Если ты никогда не умирал в темной комнате и не восставал в лучах белого света, ты не поймешь. И не поверишь, что это возможно.

– Ну, положим, я временно поставил свой скептицизм на паузу. Итак, что это? Что-то вроде… ну, я не знаю… ритуальной магии или гипноза…

Юэн не выносил ни спекуляций, ни чьих-либо попыток дать определение, если оно не совпадало с его собственным.

– Это не имеет ничего общего с магией. – Его голос прозвучал так, будто ему было отвратительно само слово «магия». – Какая, к черту, магия? Ее вообще не существует. И у меня нет времени на все эти твои интеллектуальные изыски. Они не годятся для этого. Ты не знаешь, о чем говоришь. Оно не имеет никакого отношения к религиозным догмам. Оно другое.

– Итак, не магия, не что-то сверхъестественное…

– Я не говорил, что это не сверхъестественное. Оно не имеет никакого отношения к организованной религии, но оно сверхъестественное. Это оно и есть. Религии не могут управлять им, больше не могут. Они не в состоянии принять правду.

– Оно связано с психикой?

– Едва ли. Психика кое-что объясняет, но – слишком поверхностно. Это как ма-а-ахонький кусочек потрясающей фрески над всеми нами, на потолке самого прекрасного собора, только всего этого никто не видит. Крошечный кусочек, выпавший из фрески и втоптанный в грязь миллионами ног, принадлежащих слепцам… – Он с отвращением оглядел стильную обстановку комнаты. – Ты помнишь что-нибудь из поэзии, которую ты читал в универе? У тебя ведь были те же предметы, что и у меня. «Он пробудился от сна жизни!..» Знаешь это?