– Я тоже. И все-таки выглядишь ты по-идиотски.

Мы все вместе усаживаемся за стол и едим хлопья. Хрупкое перемирие распространяется исключительно на неловкую болтовню о всяких глупостях. Когда мы уже доедаем, за окном пролетает самолет, и Эмма, мгновенно вскинувшись, поворачивается к окну – она провожает его взглядом, пока он не исчезает в облачной дали. Когда она отводит глаза от окна, то замечает, что я наблюдаю за ней.

– Что, труба уже зовет? – интересуюсь я.

Она, насупившись, запускает в меня раскисшими хлопьями с ложки.

Пока я утираю лицо, приходит новая эсэмэска от Джоди. Через неделю у нас назначен визит еще в одну школу для детей в спектре аутизма. Находится она в сорока минутах езды, а значит, дорога туда-обратно будет занимать кучу времени, но мы решили, что съездить на экскурсию все равно стоит. Это было практически последнее, о чем нам с ней удалось договориться перед тем, как меня выставили из дома. Потом Дэн с Эммой уходят: он на работу, она слоняться по Бристолю с какими-то очередными друзьями. Я снова остаюсь один.

Последующие несколько дней я хожу по сайтам вакансий и вношу правки в свое доисторическое резюме. В Бристоле, как выясняется, не слишком большой спрос на разочаровавшихся в жизни выпускников философских факультетов с бесполезным опытом в области ипотечного консультирования. Поэтому я все больше времени провожу на диване с какой-нибудь книжкой из моей разросшейся библиотечки книг по аутизму (скука, сводящее с ума беспокойство и доступность интернет-шопинга с его «заказом в один клик» – страшное сочетание). Сентябрь плавно перетекает в октябрь. Дэн делит свое время между умерщвлением драконов в новой компьютерной игре и разработкой логотипа для очередной студии звукозаписи. Эмма то появляется, то вновь исчезает без предупреждения.

Однажды днем я убиваю время до того, как настанет пора ехать забирать Сэма из школы, читая главу про истерики у детей с аутизмом и про то, как понять, что их провоцирует, как вдруг у меня звонит телефон. Это учитель Сэма.

– Вы только не волнуйтесь, – начинает свою речь он, наивно полагая, что призыв не волноваться из уст учителя, который неожиданно звонит вам посреди учебного дня, разумеется, немедленно успокоит всполошившегося родителя. – Нам пришлось отстранить Сэма от учебы до конца дня, потому что утром он ударил другого мальчика. Мы отправили его в библиотеку в сопровождении помощника учителя, но он стал вести себя немного неуправляемо. Вы не могли бы приехать и забрать его?

Такое случается не впервые. Джоди регулярно вызывают в школу – иногда потому, что Сэм забивается под парту или в игрушечный домик и своими криками и плачем пугает других детей, но чаще потому, что он «дерется». Мы так и не поняли, каким образом начинаются эти потасовки, потому что Сэм не в состоянии ничего нам рассказать, а учитель неизменно отделывается расплывчатыми формулировками – возможно, потому, что в классе, кроме Сэма, еще тридцать пять ребятишек. Обычно Джоди с извинениями уволакивает Сэма прочь и мы покорно соглашаемся с тем, что зачинщик – он. Но после того как я стал свидетелем того инцидента на школьном дворе, когда подбежавший мальчишка ни за что ни про что влепил Сэму затрещину, я теперь далеко не так в этом уверен. Сегодня настрой у меня совершенно иной. Хватаю ключи от машины и практически выбегаю из квартиры.

Когда я подъезжаю к школе, во дворе царит непривычная тишина. Обычное столпотворение еще не началось, и в окнах унылого школьного здания, построенного в семидесятые, виднеются склоненные головы детей, прилежно что-то пишущих и рисующих. Перед воротами я на миг останавливаюсь и собираюсь с духом, отгоняя знакомый мираж.

«Алекс, оставь меня в покое».

Иногда мне удается изгнать из головы какие-то части сцены, но трагический исход неумолимо остается неизменным.

Прохожу сквозь ворота во двор, иду по дорожке и, миновав двери, оказываюсь в приемной. Секретарша восседает за стеклянной загородкой, точно кассирша в банке, – подобная мера безопасности в начальной школе кажется до странности неуместной.

– Здравствуйте, я папа Сэма Рау, меня попросили его забрать.

– А, да, подождите здесь, сейчас его приведут.

Я присаживаюсь на хлипкий пластмассовый стул и устремляю взгляд в пустой коридор, по стенам которого развешены гирлянды из разноцветных бумажных ладошек. Когда я пытаюсь вспомнить свою собственную школу, воспоминания кажутся размытыми и ускользают куда-то, точно я одолжил их у кого-то другого. Наверное, они слишком тесно связаны с тем, что произошло потом, – они как-то вылиняли и потускнели, точно дешевая одежда после стирки.

В коридоре показывается Сэм, которого ведет за руку его учитель, мистер Страан, сутулый, худой, какой-то слегка высохший человечек в очках в красной оправе, выглядящий старше своих пятидесяти с небольшим. В школе он работает еще с восьмидесятых, если верить Мэтту – его брат как раз тогда здесь учился. Тогда, по всей видимости, мистер Страан пытался подражать модным ведущим детских программ на телевидении. Теперь он больше всего походит на мелкого жулика из какой-нибудь полицейской драмы.

– Здравствуйте, мистер Рау, – приветствует он меня наигранно бодрым тоном. Я смотрю на Сэма, который стоит, уткнувшись взглядом в пол, несчастный и забитый. – У Сэма сегодня был не самый лучший день.

– Привет, Сэм, что случилось? – спрашиваю я, хотя заранее знаю, что никакого ответа не получу.

И он, разумеется, отворачивается от меня. Вопросительно смотрю на мистера Страана в ожидании разъяснений.

– В общем, он затеял драку с мальчиком, рядом с которым сидит, так что нам пришлось вывести его из класса. Обычно мы в таких случаях отводим ребенка в библиотеку на некоторое время, чтобы он пришел в себя, но Сэм никак не мог успокоиться, а поскольку в школе сейчас ремонт, в библиотеке тоже проводят уроки, и мы решили, что будет лучше, если вы заберете его домой.

– А другой мальчик?

– Прошу прощения?

– Тот, другой мальчик, с которым Сэм подрался? Он сейчас в библиотеке?

– Нет, в этом не было необходимости. Кроме того, на перемене у Сэма возникла еще одна конфликтная ситуация с другой группой мальчиков. Похоже, у него сегодня не лучший день.

– Но кто был зачинщиком? Вы это выяснили?

– Ну, с мальчишками это всегда пятьдесят на пятьдесят.

Я чувствую, как начинаю слегка звереть. Это та глубинная перемена в мозговых шестеренках, которая незаметно перемещает нас из «неловкой ситуации» к «потенциальной угрозе». В детстве и юности механизм «бей или беги» запускается исключительно в ситуации угрозы личной безопасности, но когда ты становишься родителем, он распространяется и на твоих детей. Угрожает ли тебе какой-нибудь громила в кебабной перед закрытием, или ты обсуждаешь поведение твоего сына в школьном коридоре, результат, похоже, всегда один и тот же.

– Пятьдесят на пятьдесят? – слышу я собственный голос. – Группа мальчиков на одного? Это, по-вашему, пятьдесят на пятьдесят? Очень надеюсь, что вы не преподаете математику.