Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Дискотека закончилась как-то слишком быстро в этот вечер. Постепенно все потянулись к выходу. Хали не трогался с места, он не знал, что же ему делать теперь, как жить? Его безумно тянуло туда, к ней, но разум, железной хваткой вцепившись в метавшуюся душу, тупо твердил одно: «Нельзя! Вспомни, почему ты здесь! Не смей!»
Хали боролся. Долго. Целых два дня.
Дверь ворчливо и медленно, словно разбуженная старуха, заскрипела, открываясь. Хали, даже не делая попыток подняться, лишь повернул голову навстречу тому самому офицеру, который арестовывал его. За спиной старшего маячили тревожно-любопытные физиономии охранников.
Полицейский какое-то время молчал, усиленно сверля Хали суровым взглядом. Но сегодня его коронный номер не удался, арестованный, вместо того чтобы вскочить и дрожащим голосом начать лепетать что-то бессвязно-умоляющее, продолжал валяться на нарах. Да еще и разглядывать вошедших так оскорбительно-равнодушно! Какой-то неправильный арестованный попался, надо его проучить.
Офицер, дернув левым усом, напыжился и коротко рявкнул:
– Встать!
– Кому? – вежливо поинтересовался Хали.
Полицейский, уже набравший полную грудь воздуха для следующего рявка, запнулся, и вместо грозного и устрашающего приказа на волю вырвался несолидный писк, словно из плохо завязанного воздушного шарика. Хали с любопытством наблюдал за происходящим, надеясь, что и сам офицер сейчас запрыгает по камере, как тот самый шарик. Увы, надежда не оправдалась. А полицейский, цвет лица которого вытащил из памяти Хали забавное словечко «пурпур», резко повернулся к подчиненным и обрушил на их привычные ко всему, кроме мыслей, головы невразумительный приказ. Для Хали невразумительный, те же моментально бросились исполнять. Значит, поняли. Наверное, все же в полиции давно разработан свой, личный язык, собственный эсперанто.
Толкая друг друга от избытка служебного рвения, охранники подбежали к нарам, мигом подняли неправильного арестованного, заломили ему руки за спину и защелкнули наручники.
Хали снисходительно улыбнулся и повернулся к офицеру:
– До чего же, ребята, у вас скудная фантазия! Второй раз с вами сталкиваюсь, и опять тот же убогий сценарий – схватить, скрутить, сковать. Неужели самим не надоело? Разнообразили бы хоть чем-то, ну не знаю – определенной песней, что ли, или ритуальным танцем. Если хотите, я могу помочь, я ведь все-таки аниматор.
– Заткнись, умник! – увесистым тычком поприветствовал почки Хали полицейский. – Пошел! Ты такой же аниматор, как я – наложница султана Брунея!
– Да неужели? – поднял брови Хали, с трудом пряча боль. – И вы продолжаете работать? Прелесть что такое!
– Молча-а-а-ать! – полоснула дубинкой прямо по забинтованной спине разъяренная прелесть.
На этот раз боль скрыть не удалось, слишком уж она была большая. Просто огромная. И выражение «боль ослепила его» оказалось правильным. На секунду Хали действительно ослеп, дыхание прервалось, чтобы продолжиться хриплым стоном. Повязка на спине стала липко-мокрой. А на посветлевшем и умиротворенном лице офицера расцвела довольная улыбка.
Хали стиснул зубы, чтобы не позволить топавшим ногами от ярости словам вырваться наружу. Иначе этот славный служитель закона с наслаждением продолжит воспитательный процесс, а превращаться в хорошо отбитый кусок вырезки из-за своего длинного языка было глупо. Надо сосредоточиться на том, как выйти отсюда, а не тешить свое самолюбие.
Каждый шаг отдавался пульсирующей болью в спине, но Хали шел молча. Эффект неожиданности сработал лишь раз, а потом терпеть стало легче. Вот только полностью пропитавшаяся кровью повязка неприятно липла к спине, добавляя дискомфорта. Ну что же, не в частной клинике в Швейцарии находишься, дружочек, привыкай.
Встречавшиеся по пути полицейские смотрели на Хали с гневом и презрением, что, если честно, слегка смутило его. Причина таких эмоций была ему не совсем понятна. Да что там – совсем не понятна! Если даже его и узнали – какое дело местной полиции до событий полугодовой давности, к тому же имевших место во Франции?
Наконец они остановились перед какой-то дверью, ничем не отличавшейся от остальных, расположенных дальше по коридору. Сопровождавший Хали офицер постучался. Изнутри что-то ответили все на том же местном эсперанто. Полицейский открыл дверь и втолкнул Хали дубинкой, приглашая посетить сие райское местечко.
Хали переступил порог и остановился, осматриваясь. Самый обычный кабинет – стол, стулья, персонаж за столом, окно. Правда, окно было не совсем обычное, а зарешеченное.
Персонаж за столом был одет в цивильное, и потому определить, кто перед ним, Хали не мог. Самый обычный на первый взгляд чиновник – лет 50, черные с проседью волосы, обрюзглый животик и одутловатое лицо, при одном взгляде на которое хотелось налить страдальцу пива. Но когда «страдалец» посмотрел на Хали в упор, наливать пиво сразу расхотелось. А захотелось найти какую-нибудь палку с рогаткой на конце, чтобы прижать голову этой змеюки к столу. Пусть потом бьет хвостом и обвивается вокруг палки – главное, нейтрализовать ядовитую гнусь.
Холодный змеиный взгляд переместился с Хали на вошедшего следом офицера:
– Я, по-моему, приказывал доставить арестованного, а не избивать его, верно, Фахри?
– Но… – побледнел бравый страж порядка, – это он… Он сам…
– Сам, конечно, – ласково кивнул хозяин кабинета, – исключительно из вредности характера бросался спиной на твою дубинку с одной лишь пакостной целью – загадить кровью мой кабинет! – С каждым словом капюшон сидевшей за столом королевской кобры раздувался все больше и больше, а виновник сиятельного гнева становился все меньше и меньше. К концу фразы он больше всего напоминал оплавившийся огарок свечи. Про фитилек не стоило и упоминать.
Кобра еще пару минут раскачивалась над столом, гипнотизируя огарок, затем прошипела:
– Вон отсюда! И немедленно прислать врача, пока этот, – брезгливо кивнула она на Хали, – окончательно не уделал мне мебель. Достаточно с него и пола. И уборщика позови, терпеть не могу работать в грязи. Достаточно, что общаюсь с грязью!
Офицер пулей (хотя пуля из воска – это то же самое, что и из… Неподходящий материал, в общем) вылетел из кабинета. Вскоре началась суета, столь любимая в дешевых комедиях, – одновременно прибыли врач и уборщик, веселья добавляли топтавшиеся тут же охранники, все друг другу мешали, потея от ужаса под неподвижным взглядом хозяина кабинета. Хали с удовольствием насладился бы неожиданным представлением, но манипуляции врача, особо не церемонившегося с пациентом, заставляли Хали сосредоточиться лишь на одном – постараться не взвыть от боли. И не укусить врача. А так хотелось!
Через 10 минут в кабинет вернулась тишина. Хозяин, выпроводив всех лишних вон, причем в числе лишних оказались и охранники, по-прежнему сидел за столом и, сложив руки домиком, с холодным любопытством разглядывал стоявшего перед ним Хали. Зверски болела растревоженная местным эскулапом спина, но все же Хали чувствовал себя гораздо лучше, во всяком случае, комфортнее. Прямо как в рекламе памперсов – «всегда сухая попка, и ваш малыш доволен!». Сухая спинка тоже, оказывается, может доставлять удовольствие. К тому же наручники по приказу хозяина кабинета сняли, так что оставалось только усесться поудобнее, и будет совсем хорошо.