Он сам добрался до гостиной, в надежде найти там хозяйку дома или хотя бы монашку, однако комната была пуста. Из выходящего в сад окна доносился стук молотков и веселые матерки — ремонт флигеля в самом разгаре. 

— Ну и что я должен делать? — беспомощно спросил Джеймс в пустое пространство перед собой. 

Можно пройтись по первому этажу, разыскать эту беременную дуру и заставить выполнять свои обязанности как следует. Или уйти — строго говоря, особой надобности в его визите не было. Чтобы известить главную свидетельницу о дате предварительного слушания не требуется гонять самого начальника полиции. Существуют посыльные, почта.

И сейчас достаточно будет оставить письмо…  

Но вместо этого Джеймс поднялся по лестнице. 

Второй этаж тоже пустовал, большой дом словно вымер. И от этого неуютное ощущение в душе только усилилось.

Подозрительный особняк с мутной историей и странными обитателями. В самый раз для эксцентричной Даяны Эгмонт, вполне подходит для Роя — он инквизитор и сможет при желании уничтожить любую потустороннюю дрянь. Приемлимо для монашки, пресветлых защищает небесный огонь.

Но юной, хрупкой и абсолютно не приспособленной леди аль-Хазам тут не место. 

"А где ей место?" — спросил сам себя Джеймс. И воображение тут же постаралось, нарисовав хрупкую смуглую фигурку в его спальне. Едва прикрытую полупрозрачным шелком — в таком наряде, бывало, щеголяли девочки мадам Глэдис… 

"И она бы щеголяла, если б не Рой", — эта мысль была сродни оплеухе. Джеймс скрипнул зубами, пережидая тяжелый приступ стыда. Хотя почему он должен стыдиться? Он — молодой, полный сил мужчина. Неженатый, между прочим. И у него есть определенные потребности, да. Джеймс никого не насиловал, щедро оплачивал ласки "феечек". Они сами выбрали такую жизнь… 

"Сами ли?" — снова болезненно кольнула совесть. 

Да чтоб его! Разве тут есть вина Джеймса?! Он не знал… 

"Я хочу поговорить о преступлении особого рода", — зазвучал в ушах звонкий голос леди Эгмонт, — "О равнодушии". 

— А может помолчишь лучше? — вслух огрызнулся Джеймс. И устыдился. Воровато оглянулся — не видел ли кто, как начальник полиции чудит. Нет, вроде пронесло. Хорошо.

И что с ним такое твориться? Как будто Фицбрук покусал, ей-ей. Это Рой еще с академии носился с идеями служения, мечтал изменить мир к лучшему. Джеймса всегда интересовали куда более приземленные вещи — комфорт, вкусная еда, красивые женщины… 

От женщин мысли снова перескочили к Наиле аль-Хазам. Вообще-то Каннингем, которому посчастливилось расти единственным братом четырех девиц, с детства недолюбливал трепетных ромашек. Пусть другие обманываются дрожащими ресницами и робкими взглядами. Джеймс, выросший в компании четырех сестер и тетушки, не питал никаких иллюзий по поводу женщин. Чем более беспомощной и неприспособленной к жизни выглядит твоя бедная овечка, тем тяжелее будет под ее стальным каблучком.

Но в дочери опального визиря как будто не ощущалось фальши. Она была… настоящей?

Или он просто растерял последние мозги после того, как увидел ее без одежды?

"Ты слишком паришься, приятель. Рой и его девица определенно плохо на тебя влияют", — подытожил Джеймс. И обнаружил, что уже минут пять, как стоит перед дверью в лабораторию.

Стучать пришлось трижды, прежде чем девичий голос отозвался: "Сейчас, минутку!" Потом что-то звякнуло, заскрипело. И дверь распахнулась, обдав начальника полиции густым ароматом трав.

Джеймс моргнул. Перед ним, определенно, стояла Наиля аль-Хазам. Но в то же время она была мало похожа на испуганного воробушка, которого он принимал в отделении пару недель назад. 

Вместо немаркого домотканного платья на ней был фартук из тяжелой ткани с множеством нашитых карманчиков, из которых торчали различные склянки. Под фартуком виднелась сорочка — откровенно мужского покроя. И… хм-м-м… штаны?

— Ой… Господин Каннингем! Я не думала… 

— Да я сам не думал — редко этим занимаюсь, — невпопад отозвался Джеймс, не отрывая от нее взгляда. — Оригинальный выбор костюма.

Под его изучающим взглядом девушка порозовела.

— Я… простите… 

— Прощаю, — Джеймс подмигнул. — Вам идет. Я даже подумал, что магистрату стоит принять закон, обязующий всех леди ходить в штанах. 

От того, что Наиля смущалась, дразнить ее казалось особенно забавным. 

В этот момент за спиной девушки что-то забурлило. Наиля всплеснула руками и метнулась к тиглю, бормоча себе под нос что-то по-фарадски. Она то бросала взгляд на большой медный циферблат, то опускала в густое варево странный прибор. И сосредоточенно сводила брови, записывая в тетрадь смутно знакомые по урокам алхимии символы. 

Смотреть как она суетиться почему-то было приятно. 

Джеймс дождался, пока она выдохнет, погасит горящий под котлом огонь и обернется к нему, отведя в сторону повлажневший от пота локон. Странно, но девушка уже не казалась испуганной и смущенной, как в первый миг. Словно вся эта суета вокруг котла придала ей уверенности.

— Вот, — она выразительно развела руками, — сами видите. В обычной одежде неудобно и леди Эгмонт говорит…

— А, "леди Эгмонт"! Я мог бы догадаться… 

От того с каким благоговением фарадка произнесла имя Даяны, Джеймс скривился. Спору нет, Даяна — девица ушлая и постоять за себя умеет. Но он был предпочел, чтобы леди аль-Хазам не брала с нее пример. 

Хотя… с кого еще? Не с судейской же дочки.

— Я пришел по делу, — уже без подтрунивания продолжил Джеймс. — Следствие закончено, завтра в одиннадцать утра состоиться предварительное слушанье по делу о работорговле. Вы — главный свидетель Исход на девяносто процентов… Тьфу ты! Проценты это… как бы доли от целого, — он попытался вспомнить определение и запутался окончательно.

Наиля мотнула головой.

— Я знаю, что такое проценты, господин Каннингем. Вы хотите сказать, что исход слушания на девяносто процентов зависит от моих показаний? 

— Да, — после паузы выдавил Джеймс.

Да, она определенно изменилась. Кто бы мог ожидать такого преображения от робкого олененка меньше чем за месяц? Он усмехнулся, опознав в голосе фарадки интонации Даяны. Возможно, леди Эгмонт все же не худший пример для женщины.  

— Слушание будет закрытым, мы сделали все, чтобы избежать огласки, — добавил Джеймс. И скривился от неуместного чувства стыда.

Вслед за стыдом пришла злость. Он ведь не лжет! Просто недоговаривает… 

Девушка солнечно улыбнулась.

— Спасибо, — в ее нежном голосе прозвучало столько симпатии, что Джеймса снова болезненно кольнула совесть.

— Вы не обязаны это делать, — вырвалось у него, почти против воли. — Если не хотите…