Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— А. Так это твои выходки? — Я усмехнулся. — Картинка как картинка. Мне всё равно на нём чёрт-те сколько играть нельзя.
Радость от обладания Риккенбакером померкла довольно быстро, буквально утром, когда я открыл инвентарь полюбоваться на него. Была б настоящая... Эх, беда. Не держать мне уже настоящих гитар в руках, не играть настоящую музыку. Выть от тоски хочется, ещё и Сандра, со своими «днями». И бухать-то противно. А надо.
— Ты серьёзно забыл? — Федя посмотрел на меня с жалостью.
— Что забыл? Вчера была годовщина с тех пор, как ты впервые поцеловал меня в задницу? Так не было такого, не фантазируй, грязный извращенец.
— Вчера был твой день рождения. Наш... С днём рождения, брат.
Я опустил руку и тяжёлым взглядом посмотрел на Федю. Он улыбался, но под моим взглядом улыбка померкла.
— По-твоему, мне, вот в этом дерьме, в котором я нахожусь по твоей милости, не насрать?
— Ты очень злой и жестокий человек, Мёрдок...
— Нормально. Они заставляют ни в чём не повинных женщин истекать кровью, а злой и жестокий — я.
— Мёрдок...
— А с каких это пор вы стали оцифровывать детей?
— Каких детей? Ну да, определённый процент несовершеннолетних присутствует. С согласия родителей в программу разрешено включать подростков начиная с шестнадцати лет, с рядом ограничений на пользование ресурсами виртуала, но...
— Трёхлетний шкет, — перебил я. — По крайней мере, он думает, что ему три. А так — может, два. Или четыре. Но никак не больше. Вы там что, вообще с дуба рухнули? Кто с ним тут цацкаться будет?
Федя хлопал глазами.
— Вань, ты о чём?
— О сиськах. Я всегда говорю только о сиськах. Он пытался сосать грудь Сандры, когда она его укладывала. Она дала ему по морде — само собой. Он начал выть, и мне пришлось петь ему «Колыбельную» Покровского, чтобы он уснул. Разве трёхлеток ещё кормят грудью?..
— Всякое бывает, — пробормотал Федя. — Отдельных индивидов могут кормить даже до семилетнего возраста... Но постой. Что?! Ребёнок? В игре — трёхлетний ребёнок? Какой у него ник? — Федя положил руки на невидимую мне клавиатуру.
— Рч — что-то там, — сказал я. — Щас, погоди... Ар, си, эйч, эн. Напечатаешь так, или тебе, как всем дебилам, нужно: «Русская „я“ наоборот, русская „эс“...».
— Я живу и работаю в Штатах уже не первый год, — отрезал Федя. — И до того имел множество контактов с носителями...
— Ага, знаю. В игрушки по сетке рубились. Чтобы понимать, на какой х*й тебя в наушниках послали, ты язык и выучил.
— Какого х*я?! — заорал Федя и вскочил. Я перестал видеть его лицо. — Это... Этого не может быть! Бля, да нас тут всех раком поставят!
— Так вам, пидорам, и надо, — подхватил я. — Становитесь, девки, раком, будет репетиция. Кстати, да, мне на репетицию пора.
Я уже даже привстал, но тут Федя рухнул обратно в своё кресло и обхватил голову руками. Выглядел он бледным и вконец охеревшим.
— Неучтённый игрок, — пробормотал он. — Возраст — два с половиной года. Два с половиной! Это безумие. Это...
— Трибунал? — предположил я.
— Если об этом хоть кто-то посторонний узнает — проекту п**дец. Госсссподи... Мёрдок, ты должен мне помочь.
— Ни в коем случае!
— Ваня, как брата прошу! Пожалуйста! Не показывай его никому.
— Что мне его — под замок посадить? Это ж ребёнок, ёп!
— Тоже верно... Вот что. Скажи, что это взрослый человек, просто немного того. Нельзя, чтобы информация утекла. Я поговорю с куратором проекта напрямую.
— Я алкоголик и рок-звезда. Мне нельзя с детьми.
— Пожалуйста! Это ненадолго. Сделай так, чтобы никто не узнал.
— Сандра уже знает...
— Но чтобы больше — никто! Пусть она молчит, и ты сам молчи!
Я подумал и хитро прищурился:
— А что мне за это будет?
— Мёрдок!
— Только про совесть и честь не начинай, а? У меня от таких разговоров жопа чешется.
— Я подарил тебе новую жизнь в...
— Пока, Тео. — Я встал.
— Стой! — заорал Федя. Эк его вштырило. Видать, правда ситуация аховая. — Подожди! Чего ты хочешь?
— Отмени менструации.
— Я этого не могу. Я правда не могу, Мёрдок! Если хочешь, я... Любой предмет, с любыми характеристиками. Ну, в определённых пределах, чтоб в баланс лёг. Только скажи, я устрою.
— Да нахера мне это рисованное говно? — ужаснулся я.
— Хочешь стать мэром?
— Чего?
— Скоро запустят проект «Самоуправление». Вообще, количество мобов будет сокращаться. Все должны работать. Ты можешь стать главой города!
— Да где ж я так нагрешил-то?..
— Характеристики прокачаю — какие скажешь! Это вообще — раз плюнуть.
— Хм... — Я почесал голову. — А это уже мысль. Значит, так, записывай. Роме — это который Romul — харизму подними, пунктов на двадцать. Ему девку подцепить надо и жахнуть, чтоб самооценку поднять, а то он мне басиста совсем зачмырит. Стучит вроде и так нормально, с энтузиазмом, хватит ему. Иствуду — талант на десять пунктов, не больше, а то я завидовать стану. И, это... Как там... Усидчивость, или концентрацию — тоже пунктов на десять, если есть такое.
— Есть такое, — пробормотал брат, печатая на клавиатуре. — Ушам не верю. Ты просишь даже не для себя?
— Во-первых, для своей группы. А во-вторых, до себя я ещё не добрался. Так вот, я. Мне талант до сотки, «алкашку» увеличь на двести единиц, скорость регенерации выставь на максимум, пиво бесплатно, вискарь и всё крепкое — бесплатно, во всех заведениях. Жратва тоже бесплатно.
— Так, стоп. Пиво, вискарь и еда — это не характеристики.
— А Рчн — нихера не взрослый. Так всем и расскажу.
— Мёрдок! Давай будем реалистами...
— Не, давай будем виртуалистами.
— Не смешно!
— А я угараю, мне смешно. Может, у тебя просто чувства юмора нихера нет?
— За что ты меня так ненавидишь?!
В этом возгласе пробилось такое детское отчаяние, что мне даже неудобно сделалось.
— Я тебя не ненавижу, Федя. Я тебя безжалостно испытываю на прочность, как и любого другого человека. Я — твой постоянный стресс-фактор. Ну и — да, я до сих пор в большой претензии, что ты меня сюда засунул. Так что стебать я тебя буду вечно.
— Ладно... С характеристиками постараюсь сделать всё, что смогу. Но ты должен понимать, что в полном объёме это...
— А, да. Сандре в Любовницу тоже очей двадцать вкинь. Мне очень нравится наблюдать за её прогрессом.