— Извини, милая, не могу я ночью, ну никак сегодня немогу. Вот зашел предупредить, чтобы ты не ждала.

— С чего ты взял, что я тебя буду ждать?

Я, между прочим, работаю, дежурство у меня. А тебя опятьтвоя выдра стережет? Уже и к зубному не пускает?

— Ну, не сердись, дорогая, в другой раз, у тебя ведь непоследнее дежурство, я придумаю что-нибудь.

Что-то в его голосе подсказало ей, что он врет, и онаускорила шаг, пренебрежительно фыркнув.

— Куда ты так торопишься?

Муж может из окна увидеть, что я не одна, а мне неприятностини к чему, и так уже сегодня поскандалили.

— А давай вот тут дворами пройдем, я хоть тебя поцелуюна прощание.

— Вот еще, стану я с тобой по помойкам целоваться!

Тем не менее она свернула за ним в абсолютно темныйпроходной двор.

«И зачем это все мне надо? — думала она, ковыляя взамощенной булыжником подворотне. — Каблук еще сломаю, послать егоподальше и бежать скорей на работу, а то опять влетит от заведующего. Но этопоследний раз, сейчас дойдем до поликлиники и распрощаемся навсегда, давно ужепора покончить с этой историей».

У торца дома, где совсем не было окон, он остановился, обнялее одной рукой, другой рукой сдернул меховую шапку и сильно ударил ее затылкомо стену. Не успев закричать, она стала медленно сползать вниз.

Он подхватил ее, не давая упасть и быстро оттащил в самыйтемный угол двора за помойный контейнер. Он хорошо ориентировался в темноте,потому что несколько дней специально проходил этим двором и изучил местностьдосконально, он ведь был очень предусмотрительным. Вот тут должна быть кучабитых кирпичей, куда же она подевалась? На миг он забеспокоился, потомвспомнил, что для страховки прихватил с собой нож, но нет, вот же кирпичи, таклучше, естественнее, какой-нибудь пьяный хулиган польстился на деньги всумочке, вот и все. Он схватил кирпич, обернул руку ее шарфом и ударил оченьсильно несколько раз. Теперь все кончено. Последний свидетель ничего больше нескажет. Теперь никто не сможет связать вместе три убийства, теперь наконец онуспокоится и начнет новую жизнь. Он будет очень осторожен, очень упорен идобьется своего во что бы то ни стало. Размышляя таким образом, он открылженскую сумочку, вытащил кошелек; денег в нем было немного, да и документов онапри себе не носила по вечерам, боялась, что украдут. Это и к лучшему: пока тамопределят кто да что. Он сунул сумку под мусор, кошелек прихватил с собой,осторожно размотал шарф и мягкими шагами пошел к выходу из двора. Выйдя наулицу, он прошел три квартала, потом остановился под фонарем и тщательнооглядел себя. На кожаной куртке никаких следов, перчатки в пыли, ничего,скажет, что в гараже запачкался. Его послали поставить машину, он задержалсявсего на двадцать пять минут, вполне приличное время, они всей семьей какой-то боевикпо видику смотрят, Ленка и не хватится.

В четверг после обеда Полякова принесла новость.

— Девочки, помните, у нас в медпункте в зубном кабинетеработала Ирина такая?

Года два работала, а потом уволилась и в сто тридцатьдевятую поликлинику перешла.

Так вот, представляете, какой случай, шла она на дежурствовчера вечером, в десятом часу и напали на нее, ограбили и убили.

— Какая Ирина-то?

— Ну зубной врач, красотка такая, блондинка крашеная,вечно у нее там мужики сшивались, сразу у всех зубы заболели.

Валя Голубев, который зашел к Надежде по делу и осталсяпотрепаться, вступил в разговор:

— Ну уж вы скажете, какой нормальный мужчина сможетзаинтересоваться женщиной-стоматологом? Это же извращение, мазохизм какой-то:она тебе зуб сверлит, а ты ее любишь!

Надежда вспомнила, что да, действительно, была такая Ирина,и когда у нее, Надежды, как-то заболел зуб, то к этой Ирине было не пробиться,запись на два месяца вперед, и мужики точно вертелись. Она попыталась вспомнитьвнешность Ирины: да вроде бы ничего была, интересная.

— Да, Елистратыч, похоже, ты один у нас тогда устоял, аостальные мужики все мазохисты. А что случилось-то, Татьяна?

— Так я же говорю: в сто тридцать девятой поликлиникезубной врач ночью дежурит. Ну, Ирина и шла туда, смена у нее с десяти вечера идо утра, пока все остальные врачи не придут. И во дворе проходном напал на неекто-то и убил. Сумочку украли, а шапку меховую не тронули. И дубленку тоже, идаже сумку потом нашли, а в ней ключи от квартиры. И главное, денег-то в кошелькебыло кот наплакал, всего ничего!

— Это надо же, из-за такой ерунды человека убили! Такэто что, вчера было, а сегодня уже даже мы знаем?

— А тут вот как получилось. Там, в поликлинике, ждут,ждут — нет дежурного врача. Хорошо, завотделением не ушел, пришлось ему самомудежурить. Позвонили мужу, а он говорит, что ушла, мол, к десяти на работу. Акогда она и к одиннадцати не появилась, муж заволновался и побежал сам вполиклинику. Там завотделением ругается, очередь у него сидит. Муж — в милицию,а там, конечно, его завернули, еще бы, она два часа как пропала, а он уже вмилицию бежит заявлять. Ну, он еще побегал по улицам и домой пошел, а сегодня вшесть утра дворничиха пошла мусор убирать, там и нашла ее в ужасном виде.Милиция приехала, и вспомнил дежурный, что муж приходил, так и определилибыстро, кто это.

А нам в медпункт из сто тридцать девятой знакомая нашейАлевтины звонила. Одного я не пойму, зачем она в такую темень через этотпроходной двор пошла? Ведь это надо ума набраться, чтобы женщине одной в десятьвечера по дворам шастать в наше-то время! Шла бы себе по улице, там все-такисветлее и народу больше.

Валя Голубев неосмотрительно вмешался:

— А что же муж-то ее не проводил на работу, если домабыл?

На него набросились все, даже Надежда.

— А вот не знаем, вот, значит, какие теперь мужья, воткак вы о женах заботитесь, нас скоро на улицах среди бела дня убивать начнут, авам бы только на диванах лежать да по телевизору свои эротические шоу смотреть!

Валя позорно ретировался. У Надежды на языке вертелсявопрос, та ли эта Ирина из медпункта, у которой, по слухам, раньше был роман сРубцовым. Очень похоже, что она самая и есть, но тогда уж очень жутко всеполучается, даже страшно представить, а мысли все лезли и лезли в голову, какбы выяснить про эту Ирину, но прямо спрашивать нельзя, дойдет до Рубцова, оннасторожится. И поговорить абсолютно не с кем, Сан Саныч запретил ей дажедумать обо всех этих убийствах и никаких разговоров на эту тему неподдерживает. И вообще, ей. кажется, что насчет Володи Тихонова он ей не совсемповерил, подумал, что она со страху все придумала, а там был несчастный случай.А если теперь еще про это убийство ему рассказать да связать его с теми, то онзапросто может ее к Скворцову-Степанову определить. Нет, надо молчать, но какна сердце тяжело…