Связь с землей продержалась недолго. Да и не связь была, аслезы – в наушниках стоял дикий треск, словно во время грозы. «Когда этадребедень намертво заткнулась, я почувствовал себя счастливейшим излюдей, – уверял позже Мостовой. – Лучше разбиться, как Джамбик, чемслушать эту музыку. Еще пять минут, гадом буду, и я бы спикировал надаэродромом и из пулеметов раздолбал бы хренов ящик вместе со связистами».

После неудачного эксперимента связисты почесали репы и увезлисвой ящик на доработку. И вот уже неделю как дорабатывают...

И ведь что самое идиотское, это ж не первая война длясоветской авиации! Испания, Халхин-Гол, озеро Хасан, та же Финская, в конце-токонцов. Ничему, получается, не научились?

Кто-то говорил, что обилие технических приспособлений губитлетчика, превращает его в раба этих приспособлений, убивая мастерство и чувствоединения с машиной. Но, как давно подмечено, одинаково чреваты и неприемлемылюбые крайности. А истина, как ей и полагается, пребывает посередине –нашпиговывать самолет разными заменяющими руки и голову пилота приборами,конечно, не стоит, но и вовсе уж «голыми» летать, честное слово, тоженевозможно. Более того: погибельно и позорно. Эх, да чего там говорить, есливместо посадочных огней у них на аэродроме до сих пор зажигают костры...

А Жорка Игошев погиб, в общем-то, по собственной дурости.Взыграло мальчишество, пошутить, видишь ли, захотелось, казанове кривоногому...

Жорка совершил вынужденную на колхозном лугу в шести-десятикилометрах от аэродрома. Причем сел не на «брюхо», как предписывает инструкцияв случае вынужденной посадки на неприспособленную для приемов самолетовповерхность, а на выпущенные шасси. Пес его знает, чего там было больше, везенияили умения, однако ж приземлился удачно и машину сохранил почти чтоцелехонькой. Так, мелкие и легкоустранимые поломки. Два часа ремонта – и можноснова в воздух.

До аэродрома Игошев добрался на попутках. Как известно,победителей не судят, а вовсе даже наоборот, и в случае с Жоркой тот факт, чтоего похвалили за удачную посадку, и сыграл с ним злую шутку. Видать,показалось, что он ухватил свой фарт за склизкий хвост и теперь сам черт ему небрат...

Назад, к оставленному на колхозном лугу истребителю, онполетел вместе со своим техником на «уточке»[20]. Двухместная,без бронеспинок и вооружения этажерка, прекрасно знакомая всем лейтенантам поавиационным училищам, с началом войны использовалась как транспортник местногозначения.

В восьми километрах от места вынужденной посадки находилсязапасной аэродром. Там и собирался приземлиться Игошев, а оттуда уж добратьсядо самолета и довезти все захваченные с собой запчасти и инструменты накакой-нибудь деревенской подводе.

Как потом рассказывали, под Волосово он увидел на дорогеколонну наших солдат, двигавшуюся в сторону фронта. И ему в голову пришладьявольски остроумная мысль – пролететь над головами солдат, приветственнопокачать крыльями и тем самым, понимаешь, поднять их боевой дух.

Игошев снизился до сверхмалой, пошел над дорогой. Завидевприближающийся к ним самолет, солдаты порскнули в разные стороны, залегли пообочинам дороги и с перепугу принялись палить из всех имевшихся стволов... Вобщем, пехоту понять легко: поди догадайся, когда на тебя пикирует самолет, чтоэто веселый советский летчик шутки шутит, а не враг атакует. Некогда,собственно, разбираться, потому как ежели это враг, то ждать он не станет, аначнет садить из всего бортового вооружения. Тем более если один солдатикначинает стрелять, второй думает, что первый уже рассмотрел, чья машина, изнает, что делает, а третий уже ничего не думает – раз первые два жмут наспусковые крючки, значит, точно над головой немец...

Словом, закончилось все пресквернейшим образом. Солдатыизрешетили «УТИ-4», превратили в сито. Каким-то чудом уцелел техник. Хотя слово«уцелел» не вполне годится, «выжил» – да, но жить ему теперь предстояло безампутированной правой ноги и с сильно обожженной кожей лица и тела. А ЖораИгошев погиб еще в воздухе, от пули своего же брата по оружию.

Две нелепости – и нет двух друзей-товарищей. Но не толькоэто ввергало Спартака в уныние (хотя в эскадрилье он никак не показывал, чтотворится у него внутри – чего ему меньше всего хотелось, так это задушевныхбесед с политруком, в чью задачу как раз и входило поднимать боевой дух... давот только заранее было известно все, что он скажет). Плюс еще и сама война...

Спартак отнюдь не строил иллюзий по поводу того, что война сГерманией будет легкой и закончится быстро. Все-таки он политзанятия посещал,газетки почитывал и представлял, в какого гигантского и могучего спрутапревратилась фашистская «Дойчланд фатерлянд». Но никак не предполагал он, чтонемцы чуть ли не парадным маршем пройдут по его стране и меньше чем за месяцокажутся под Лугой, то есть, считай, под самым Ленинградом. От Луги до градаПетрова расстояние невелико, и при определенных обстоятельствах армия на маршеможет одолеть его за день. А в Ленинграде мать и сестра, там дом, там всё...

Чуть не долетев до станции Карамышево, бомбардировщикисовершили разворот, взяли курс на Псков, пошли над железной дорогой,соединяющей город Дно и Псков. Естественно, звено истребителей «И-16» подкомандованием лейтенанта Котляревского выполнило тот же маневр и последовало запятеркой «СБ».

Куда летят «эсбэхи», зачем летят – об этом предстояло лишьдогадываться. Понятное дело, летят, чтобы отбомбиться – на то они ибомбардировщики. Шли бои за Псков, и вроде бы группа направляется аккурат в тусторону, поэтому с определенной долей уверенности можно было предположить, чтобомбы упадут на головы штурмующего город врага. А поскольку Спартак не знал ниаэродрома, с которого взлетели бомбардировщики, ни заданной высоты, ниполетного задания смежников, ни характера бомбардировки, то... Словом, прощесказать, о чем же все-таки сочли нужным известить лейтенанта Котляревского.А известили его лишь о том, что точкой рандеву назначено небо наднаселенным пунктом Уторгошь – там звено истребителей должно было возначенное время присоединиться к группе бомбардировщиков и сопровождать их доточки бомбосброса и обратно. Вот, собственно, и все. И лети себе как знаешь. Иподи пойми: все это не довели до истребителей из-за жуткой секретности заданияили просто никому не пришло в голову это сделать?..

Зачем? Сейчас они шли на высоте восемьсот метров.Истребители расположились обычным порядком: двое держатся правее и выше идущихклином бомбардировщиков, двое – левее и чуть сзади. Пейзаж под крыломпростирался, к сожалению, самый что ни на есть обыкновенный, пейзажсреднерусской полосы: речки с озерами, лес, луга да взгорки, редко-редкомелькнет деревушка или городок. А к сожалению – потому что гораздо приятнее,кабы сейчас внизу проплывали всякие штрассы и шпреи, кирхи и прочие кюхе, иразбегались бы в панике толстомясые бюргеры и бюргерши. А ты бы всю эту сволочьиз пулемета...