Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Да, баловать разносолами ее здесь не собирались. Но ей дали корм (как это назвать иначе?). Значит, пока будут сохранять ей жизнь. Сколько продлится это «пока» – неизвестно.
Убежать отсюда нельзя, классические способы побега из тюрем здесь не помогут. Нельзя перепилить решетку на окне, потому что ни решетки, ни самого окна нет, и подземный ход в бетонном полу на пророешь.
Одежда на ней, к счастью, целая и нетронутая, только сумки нет и телефона в кармане тоже. Хорошо, что, уходя из дома, она надела джинсовую куртку, иначе она бы уже замерзла насмерть, здесь холодно и промозгло, как во всяком подземелье.
Теперь она уже отчетливей помнила предыдущие события. Ее чем-то усыпили на автозаправке, куда они заехали с Вадимом Геннадьевичем. Тот тип в светлом костюме подошел к ней… а дальше ей стало плохо… Может, ее усыпили хлороформом? Или он что-то ей вколол? Сейчас уже не вспомнить, да и какая разница… Где сейчас Вадим Геннадьевич? Тоже здесь, или его бросили там, на автозаправке?
Значит, за ними следили, скорее всего, от института. Вернее, следили за ней. До кого-то из этих гадов дошла информация о том, что она появится в институте, и ее ждали…
Выходит, что Зольникова она подставила тоже. Это теперь ее карма – всех подводить под монастырь. Подумать только, из-за какого-то нелепого, ничем не оправданного желания последить за странной женщиной с отрезанным ухом… Случайный камешек, упавший с горы, вызвал лавину…
Где теперь Гайка с Персиком? Она не знает даже, сколько времени прошло с тех пор, как она их оставила. Если бы она не встретила Вадима Геннадьевича, то поехала бы на такси и привела бы следящих за ней преступников прямо к ним. Подставила бы и их тоже, да и Тимакова заодно…
Тихо, тихо, нельзя реветь, и о Тимакове и Гайке с Персиком думать сейчас нельзя, надо беречь силы. Она жива, и надо продлить это состояние как можно дольше. Ее ищут, не могут не искать, и, может быть, найдут. Надо просто стиснуть зубы и ждать, все равно другого не дано…
Скоро в Вариной тюремной жизни наметился определенный распорядок. Два раза в сутки ей приносили пищу, она решила: утром и вечером. На самом деле она не знала, какое время в данный момент на воле.
Еду приносили охранники. Их было двое, Варя назвала их Толстый и Тонкий. Одеты они были одинаково – в камуфляж, на поясах висели дубинки и кобуры с оружием. Вели они себя тоже одинаково: молча ставили миску с едой на нары, забирали пустую и уходили. Варя пробовала с ними заговорить, но оба вели себя, как глухонемые.
Толстый был огромный, с равнодушным одутловатым лицом и блестящей лысиной под матерчатой камуфляжной кепкой. Тонкий, наоборот, был мелкий, щуплый, с перманентной щетиной и неопрятными косматыми бровями над светлыми злыми глазами.
Этот Тонкий был опасен. Когда Варя, сходившая с ума от могильной тишины, попробовала громко петь, он вошел в камеру и, не говоря ни слова, саданул ее дубинкой по ребрам так, что она задохнулась от боли.
Кроме тишины Варю мучили и голод, и холод, но больше всего – страх и неизвестность.
Совершенно непонятно, зачем ее здесь держали. Ее не допрашивали и не пытали, если не считать пыткой постоянный промозглый холод и холодное, горьковатое полусырое варево из непромытого и неперебранного пшена. Но и отпускать ее отсюда живой тоже, очевидно, никто не собирался. Ни ее похититель, ни охранники не скрывали своих лиц, а это бывает только в том случае, если жертва обречена. Почему тогда ее не убили сразу? Она им для чего-то нужна. Для чего?..
В первые дни, когда у нее в организме, видимо, еще бродили остатки препарата, которым ее одурманили, она то и дело впадала в забытье, и это приносило какое-никакое облегчение. Но потом период сонливости кончился, и она, наоборот, почти перестала спать. В первую очередь из-за холода, от которого не было никакого спасения. Варя натягивала свою джинсовую курточку на голову и кое-как согревалась дыханием, но стоило ей заснуть, как она мигом остывала, ее начинала бить крупная дрожь, она приходила в себя, и мучительная действительность снова наваливалась на нее вместе с тяжелыми мыслями.
Особенно тяжело было думать о Гайке и Персике. Где они, что с ними стало? Поначалу Варя считала, что ее похитители не могут ничего знать о местонахождении Гайки. Но потом вспомнила про телефон, который у нее отобрали. Она ведь сто раз звонила Гайке, пока ехала в институт и потом, в институте. Она достаточно насмотрелась детективных фильмов, чтобы знать: человека можно выследить по мобильному телефону. Люди, которые нагло, средь бела дня похищают человека, у которых есть возможность держать его в плену, могут многое. Конечно, у них есть возможность отследить мобильный телефон. И вряд ли Гайка догадалась выключить свой, когда поняла, что с Варей что-то неладно. Она, Варя, опять всех подставила…
Если они схватили Гайку, она тоже где-то здесь, может быть, в соседней камере. Персика, скорее всего, просто пристукнули, в лучшем случае выкинули на улицу. Может быть, он и выживет, прибьется к какому-нибудь доброму человеку. Он обаятельный, хорошенький. Хоть бы выжил…
Может быть, и Вадим Геннадьевич Зольников тоже здесь? Не могли же они оставить на свободе свидетеля ее похищения! Или его просто убили на месте? А улыбчивая Галочка, которая продавала кофе, а заправщики? Что-то много получается свидетелей… Что они с ними сделали?
Когда Варя думала о Зольникове, в ней вспыхивала надежа. Ведь если ее исчезновение никого не удивит просто потому, что она в отпуске, на работе ее никто искать не будет, то исчезновение Зольникова не могло остаться без внимания. Его-то обязательно будут искать! А если будут искать Зольникова, могут попутно, заодно, найти и ее. Не факт, конечно, но все-таки…
А вдруг Гайка все же на свободе? Вдруг эти не сразу занялись ее поисками, и Стас Тимаков приехал и успел увезти их с Персиком в безопасное место? Тогда Тимаков знает, куда она пошла, он будет ее искать!
О Тимакове она вспоминала с болью и стыдом. Перед ним она была виновата больше всего. Как можно было так бездумно, пренебрежительно, просто по-хамски отнестись к его предупреждениям! Он сделал все, чтобы обеспечить их с Гайкой безопасность, и все пошло прахом из-за ее глупости.
Каким пустяком кажется теперь статья, которую она вовремя отправила в журнал! Надо было плюнуть и на эту статью, и на недовольство Милого Дедушки! Но нет, она, наоборот, плюнула на свою безопасность и безопасность тех, кто был с нею рядом. Радуйся вот теперь, твою статью напечатают в умном научном журнале и твою фамилию обведут красивой черной рамочкой!
Наверное, это справедливо, что она очутилась здесь. Судьба наказала ее за самоуверенность и глупость. Жестоко наказала, да, но поди поспорь с судьбой…
Варя опять попробовала заговорить с охранником. С Толстым, ей казалось, что он добрее, при Тонком она боялась даже шевелиться. Это произошло, когда она съела уже восемь каш, то есть, по ее расчетам, прошло четыре дня заточения. Толстый охранник принес девятую кашу, и она несмело спросила у него, нельзя ли ввернуть лампочку послабее, от этой очень болят глаза.