Канонада не стихала до глубокой ночи. Когда стрелки на наручных часах Алексея приблизились к четырем утра, сквозь поутихший рев артиллерии послышались хлестки ружейных выстрелов и треск пулеметных и автоматных очередей. Становилось совершенно ясно – немец вновь перешел в наступление против левого фланга 2-го батальона.

Вскоре прибыл связной от начальника заставы. Вспотевший, задыхающийся от быстрого бега, едва не заблудившийся в плотном тумане, боец-первогодка передал приказ лейтенанта Круглова – в случае появления врага покинуть позиции и отходить в сторону Титовки. Также он вручил Речкину сигнальный пистолет, который был в единственном экземпляре на всю заставу, три патрона к нему и изложил краткую инструкцию от начзаставы: в случае оставления позиций подать сигнал выстрелом в зенит за несколько минут до отхода. Сам же Круглов обещал тем же способом известить и Речкина, позаимствовав сигнальный пистолет у бойцов 7-й роты, один из взводов которой занял позиции рядом с НП заставы, на высоте 449,0.

– А если немцы попрут не прямо на расположение заставы, а, допустим, южнее – на позиции соседней 8-й роты и откроют по ним огонь? Ввязываться ли в бой или просто уходить? – нахмурился лейтенант.

На этот вопрос посыльный лишь молчаливо пожимал плечами.

Как же не хватало телефонной связи! Каленников во время своего визита говорил о приказе по погранвойскам 23-го укрепрайона, который предписывал при наступлении врага всем пограничникам отходить в тыл для переформирования. Но, как говорится, гладко было на бумаге… Совершать многокилометровый марш в обход рубежа обороны, рискуя каждую минуту нарваться на немецких егерей или оказаться под прицелом штурмовиков, было затеей безрассудной, если не самоубийственной! Были и личные чаяния на сей счет – кто будет помогать отходить старшине и маленькой группе солдат с имуществом заставы?

От всех этих мыслей голова у Речкина шла кругом. Он быстро написал несколько вопросов к Круглову на листке бумаги, вырванном из своего блокнота, и передал его посыльному, на словах попросив, чтоб тот как можно быстрее прислал ответ. Иначе… Алексею и думать не хотелось о том, к чему может привести вся эта неразбериха. Бардак на войне – первый и самый точный шаг к гибели.

Речкин старался скрыть от глаз подчиненных свое сильное внутреннее смятение, но оно пробивалось наружу даже сквозь молчаливо-сосредоточенную маску. Алексей напряженно думал, прикидывал, размышлял, стараясь выстроить в голове четкий план на все возможные случаи. И часто курил… Он уже не чувствовал привкуса табачного дыма, только сильную горечь во рту и мокрый, булькающий комок в груди, но снова и снова подкуривал очередную папиросу.

Белый диск солнца, чьи очертания размывались за пеленой тумана, привычно проходил заученную наизусть траекторию, возносясь все выше и выше над землей. Понемногу воздух стал проникаться теплом, а мутное молоко тумана начало рассеиваться. Бой, что грохотал со стороны Угловой, не утихал ни на минуту. Напротив, казалось, что он становился все громче, все яростнее.

– Товарищ лейтенант! – послышался рядом встревоженный голос Логинова. – Посмотрите-ка! Вот туда!

Сержант говорил совсем тихо, почти шепотом, будто боялся разбудить кого-то. Ориентируясь по вытянутому вперед пальцу Логинова, Речкин пытался разглядеть что-то увиденное бойцом.

– Ну вот же! – вновь тихо протараторил Логинов. – Между озерками, левее, где старая телеграфная линия проходит!

Увидев в указанном месте какое-то непонятное движение, Алексей вскинул бинокль, висевший у него на шее, и плотно припал глазами к окулярам.

Словно ледяной водой окатило Речкина и неприятно засосало под ложечкой. Скулы его напряженно вздрогнули. Чуть юго-западнее их высоты, верстах в двух, в сторону границы шла колонна в серых мундирах.

Все сжалось в груди Речкина. Пребывая в абсолютном оцепенении, Алексей продолжал, не отрывая глаз от окуляров, рассматривать зловещую колонну в чуждой форме. Незваные гости шли осторожно, не спеша, подобно туристам в дальнем походе.

– Логинов за старшего! Я на 232-ю и обратно! – полушепотом выпалил Алексей и, низко пригнувшись, спешно бросился вниз по склону сопки.

Сердце бешено колотилось в груди лейтенанта, пульс бил по вискам, а голову затуманило не то от волнения, не то от страха. От Алексея требовалось конкретное, быстрое и четкое решение. Приказ, от которого зависели и жизни его солдат и, возможно, участь всей заставы. Немцам оставалось до позиций пограничников километра два, не больше. Учитывая скорость их шага, это расстояние заняло бы у них минут сорок. Но сколько их? Речкин успел прикинуть, что гораздо больше роты, при этом конца их вытянутой цепочки он не разглядел, а там вполне может быть и батальон, и целый полк. Против них два пулемета, дюжина бойцов даже не в счет! Возьмут в кольцо и закидают пулеметные расчеты гранатами в считаные минуты!

«Отступать! Немедленно, сию же минуту! Куда? Пока на дорогу к полуостровам Средний и Рыбачий, дальше – по ситуации!» – воспаленно лихорадило в мозгу Алексея, пока он проносился по исхоженному своими ногами вдоль и поперек участку обороны заставы.

Бойцы пулеметного расчета высоты 232,0, увидев приближающегося к ним помначзаставы, вскочили с насиженных мест, чтобы доложить командиру, но тот остановил их резким махом руки.

– Куда повскакивали, черти?! – сквозь сбившееся дыхание пробормотал Речкин. – Гостей видали?

– Видали… – взволнованно затряс головой старший номер расчета.

– Да сколько ж их?! – изумленно и испуганно натянул брови на лоб второй номер расчета, не отрывая глаз от извилистой серой змейки вдали.

– Значит, так, ребятки… – вытирая тыльной стороной ладони пот из-под козырька фуражки, распорядительно пробасил пересохшим голосом Речкин. – Забираете пулемет и мухой на высоту 263,9! Старайтесь не высовываться! Держитесь берега Килаярви! Я пока соберу хлопчиков по пути. И даже если вас обнаружат и начнут стрелять, один хрен, огонь не открывать! Уяснили?

Бойцы, как дрессированные, дружно закивали. В глазах их читалось, что именно на такой приказ они и надеялись. Несколько посветлев лицами, приободренные этим приказом, они без промедлений принялись сворачивать свои шинели, подостланные на землю возле пулемета.

Стараясь не терять ни минуты, Алексей уже несся болотистым берегом Килаярви обратно – на высоту 263,9, собирая по пути остальных пограничников. Вскоре Речкин построил своих бойцов на восточном склоне сопки. Так, чтобы их не было видно со стороны границы. Пока шло построение, Логинов со своим вторым номером продолжал наблюдать за приближающейся колонной. Алексей проверил оружие, боеприпасы, назначил старшего. Он приказал направляться пограничникам к дороге на полуострова, рассчитывая, что успеет их догнать, и вернулся к пулемету.

– Метров пятьсот осталось… – сухо констатировал младший сержант, передавая бинокль Речкину, который быстро залег возле расчета прямо на холодный скальный выступ.

Алексей еще раз осмотрел колонну через линзы бинокля. Егеря держались строго телеграфной линии. Уже просматривались очертания их лиц, оружие, знаки различия и главная отличительная особенность их подразделения – белый, с золотистой сердцевиной, цветок эдельвейса на рукавах и головных уборах. Красивое, редкое растение, которое вспомнилось сейчас Речкину по открытке, некогда подаренной Настасье на 8 Марта. Прекрасный цветок, от одного только вида которого когда-то веяло свободой, простором, горной свежестью… Но теперь, на серой ткани егерской формы, он больше походил на королевскую росянку, изящную, манящую, но по-звериному хищную, питающуюся живой плотью…