Макс, уронив голову на руки, тихо стонал. Он едва помнил свои ночные звонки Тейту. А что касалось сообщений… Макс сомневался, мог ли он в таком состоянии набрать хоть одно слово.

– Тейт, прости меня, – только и смог пробормотать Макс. – Оправдываться не буду. Сам понимаю, бесполезно. Но состояние у меня вчера было… Представь смерть в куче дерьма, а поверх – опять слой смерти. Мне жутко стыдно за вчерашнее.

– Мне не нужны твои извинения, – жестко возразил Тейт. – Я хочу знать, почему тебя сорвало с катушек. Ведь не просто так.

Макс глотнул кофе, заглушая нарастающие позывы на рвоту.

– Вчера… Лиззи… В этот день… Короче, вчера была годовщина ее ухода.

– И ты вместо того, чтобы позвонить мне, схватился за старое, якобы проверенное средство, – язвительно усмехнулся Тейт. – Потрясающий выбор! Да, в нашем центре ты времени даром не терял. Тебя учили быстро оценивать ситуацию и принимать решения. Вот ты и принял… упустив из виду одну «мелочь». Лошадиная доза спиртного в сочетании с антидепрессантами и прочими таблетками, которые ты принимаешь…

– Думаешь, я забыл? – сердито перебил его Макс. – Дерьмово мне было вчера. С самого утра. Так дерьмово, что не продохнуть. Отчаянно захотелось выпить. – На Макса стали оглядываться. Спохватившись, он замолчал. Потом заговорил снова, уже тише, но все с тем же сердитым напором: – Сам знаю: мне ни в коем случае нельзя было пить, но я напился. Я что, единственный, с кем случались срывы? Или у тебя их не было? Это сейчас ты тут сидишь, весь такой правильный. Я помню, о чем ты мне рассказывал в центре. Так устроена жизнь, и ничего ты с этим не сделаешь.

– Ошибаешься, – возразил Тейт. – Ты не щепка в водовороте. Да, и у меня бывали срывы. Я тебе говорю почти дословно то, что в свое время слышал от своего попечителя. Макс, у тебя есть выбор. Не жизненные обстоятельства его делают, а ты сам. У тебя есть все необходимое, чтобы противостоять дням вроде вчерашнего. У тебя есть люди, которым ты небезразличен и которые готовы помогать тебе в любое время суток. Ты не одинок, но почему-то позволил себе забыть об этом и выставить себя жертвой обстоятельств.

Макс чесал переносицу и вздыхал. Теоретически он знал все, о чем говорил Тейт. Да, вчера он подвел всех, кто верил в него. Допустил слабину после месяцев напряженной работы и сражения со своими пристрастиями. Он и сам не думал, что после стольких лет это вдруг так навалится на него.

– Достань бумажник! – велел ему Тейт.

У Макса по-прежнему жутко болела голова. Он не стал возражать. Не стал даже спрашивать зачем, а просто вытащил из джинсов бумажник и подал Тейту. Тейт сам вынул из бумажника пять медальонов общества «Анонимных наркоманов». Жетоны легли на стол, образовав круг.

– Это вехи твоих достижений, – сказал Тейт. – Они показывают, насколько далеко ты продвинулся. Они память о том, как пять месяцев назад ты схватил свою зависимость за яйца и сказал ей: «Хватит, сука, помыкать мною. Я с тобой разделаюсь».

– Иногда бывает жутко трудно, – пробормотал Макс, сжимая гудящую голову.

– Ничего подобного! Трудно бывает всегда. Постоянно. И трудно будет до самого конца жизни. Мы, порвавшие с зависимостью, не столько живем, сколько выживаем. Думаешь, у меня не бывает дрянных дней? Думаешь, мне порою не хочется позвонить своему старому поставщику или украсть рецепт и получить дозу? Еще как хочется. – Тейт крепко сжал кофейную чашку. – Но следом я вспоминаю, как это подействует на моих родителей, родственников и друзей. И, главное, какими будут последствия для меня самого. Побуждающий импульс силен. Но у нас есть разум. И об этом ты всегда должен помнить.

– Я помнил, – пробубнил Макс. – Я знал, что годовщина даром для меня не пройдет. Всю неделю я отвратительно спал. Каждую ночь – вал кошмаров. Таблетки не помогали. Я схватился за живопись… Впервые с тех пор, как живу здесь. Бегал до изнеможения. Пытался спать днем. Глушил себя чтением. Звонил Картеру, звонил Эллиоту. И все равно мне свинцовой удавкой сжимало шею. Я едва дышал. Я понимал: единственное, что могло бы помочь, – это кокс. – Макс поморщился. – До него, к счастью, не дошло. Я двинул в бар и налакался до бесчувствия.

Некоторое время они сидели молча. Макс и его попечитель. Собратья по несчастью, объединенные общей судьбой бывших наркозависимых.

– Макс, я ведь тебя понимаю, – нарушил молчание Тейт. – Лучше, чем остальные. И говорю тебе по собственному опыту: такие дни будут повторяться. Этот ты предчувствовал. Но будут и другие, неожиданные, как удар из-за угла. Тебе отчаянно захочется выкинуть все свои медальоны и поднять руки перед неодолимыми обстоятельствами. Обещаю тебе: однажды ты проснешься и даже не вспомнишь про кокс, таблетки и все прочее. У тебя появится то, что заставит тебя вскочить с постели и радостно воскликнуть: «Здравствуй, жизнь! Ты меня позвала. Я готов».

Макс откусил верхушку маффина, посыпанную шоколадной крошкой. Грейс была права: в кафе пекли очень вкусные маффины. Их вкус ощущался даже сейчас, когда бурбона в его жилах было больше, чем крови.

– Обещай мне, что в следующий раз ты позвонишь прежде, чем решишь отправиться в бар, а не потом, – потребовал Тейт.

– В следующий раз?

– Да. Я же сказал: эти состояния будут повторяться. Прими мои слова как факт.

Ну и перспектива! Макс сокрушенно кивнул.

– А теперь позвони Эллиоту насчет внеочередной встречи.

– Сегодня воскресенье, ты забыл? – удивился Макс.

– Мне плевать, воскресенье или понедельник. Я сам ему звонил. Он тебя ждет и наверняка уже выехал. Пошли.

Тейт встал, опираясь на палку, и залпом допил кофе.

– Я тебя отвезу.

* * *

В пансионат Макс вернулся ранним вечером. Тейт высадил его у дверей и сразу же уехал. Сеанс с Эллиотом оказался тяжелым. Да и мог ли он быть легким? Психоаналитик выписал Максу снотворное посильнее. Уже плюс. Остатки похмелья еще туманили ему мозг, но Макс чувствовал, что сегодня будет спать как младенец. По пути сюда он перекусил в «Макдоналдсе». Оставалось проглотить чудо-таблетку и прямо в одежде завалиться в кровать. Но прежде нужно было сделать еще одно неотложное дело – извиниться перед Грейс. Вчера он вел себя с ней как подонок. Пусть между ними и нет дружеских отношений, она не заслужила столь хамского обращения. И нечего оправдываться дерьмовым днем.

Простые действия потребовали от Макса изрядного напряжения сил. Прежде всего, душевных. Ощущая противную ломоту в плечах, он подошел к двери номера Грейс и постучался.

– Минуточку! – послышался изнутри голос Грейс.

Макс тер лоб тыльной стороной ладони и ждал.

Зачем он подвергает себя этой пытке?

Да все по той же причине: он неисправимый придурок, и этим все сказано.

Эллиот напомнил ему, как важно вовремя извиняться за свои ошибки, чтобы идти по жизни с высоко поднятой головой.