— Понятно. Успешно?

— Вполне, — мы уже въезжали в Тарасов, я посмотрела на часы. Ну надо же, какая я умница: уложилась в то время, которое планировала. Десять вечера.

— Куда едем? Может, напоишь кофе?

— Нет, Лешенька, сегодня у меня еще непочатый край работы. Как-нибудь в другой раз.

— В другой так в другой, — не стал протестовать покладистый Лешка и напомнил: — Но от пикника в ближайшее время ты не отвертишься!

— Само собой! И не собираюсь.

— Так куда тебе?

Я задумалась. Вообще-то, мне домой, думать и выстраивать логические цепочки, благо материала для этого — хоть отбавляй. Не мешает еще позвонить Наталье Семеновне и узнать у нее последние новости. Но все-таки по дороге домой надо бы заехать к Гришке и вызволить от него свой драгоценный кофе. И купить сигареты. Так я и сделала: продиктовала Леше Гришкин адрес, распрощалась с ним и молчаливым водителем у Гришкиного дома, купила в ближайшем магазинчике любимые сигареты и ровно в десять часов вечера позвонила в дверь Гришкиной квартиры. Ждать мне пришлось, как всегда, довольно долго. Наконец из-за двери меня невежливо спросили:

— Ну?

— Что «ну»? А то ты меня в глазок не видишь!

— Мало ли что я вижу! Что надо тебе здесь в такое время, чума египетская?

— Между прочим, у тебя остался мой кофе, — с достоинством ответствовала я и продолжала: — И не пытайся его зажилить. Может, все-таки впустишь?

За дверью тяжело повздыхали. В конце концов под привычное ворчание и чертыхание дверь открылась, и Гришка заявил:

— Ну, проходи. Кстати, хорошо, что зашла. Разговор есть.

— Ты выпил мой кофе? — ужаснулась я. Какой у него еще может быть ко мне разговор.

— Да успокойся ты! Не притрагивался я к нему. Могу даже сварить тебе свой.

— Вари. Так что за разговор?

Гришка молниеносно сварил кофе, поставил передо мной чашку и уселся напротив. Такая быстрота меня удивила: если уж он так безответственно отнесся к такому важному процессу, как варка кофе, то разговор, по всей видимости, предстоял действительно серьезный.

Гришка еще помолчал, подумал и наконец выдал:

— У меня были люди. Спрашивали про тебя. Я сначала решил, что это твои потенциальные клиенты. Рассказал. Потом понял, что нет. Они заплатили, ушли, я бросился звонить тебе, не дозвонился. Нет, вру. Что не клиенты, понял на другой день, то есть сегодня. Просто вчера они показались странными. И звонить тебе начал сегодня с утра. Ты почему-то не отвечала.

— Занята была, — да уж мне сегодня утром только и было дел, что общаться с Гришей.

— Ну вот, собственно, и все.

— Ага. Что значит «странные» и почему «не клиенты»?

— Не знаю. Спрашивали не о том.

— Закономерный вопрос — а о чем? И о чем должны спрашивать клиенты?

— Какие отзывы, какие гарантии. Вообще о работе. Как работает, были ли проколы, жалобы, неэтичное поведение. Ну и так далее.

— Понятно, — я задумалась о том, часто ли я веду себя неэтично. Но спохватилась и потребовала продолжения: — А эти о чем спрашивали?

— Да все больше биографические подробности. И семейное положение, и этапы большого пути — где училась, где работала. И все пытались свернуть на твое окружение.

— То есть?

— Ну, с кем общаешься? Какие связи? Всякими обходными путями пытались выяснить, есть ли у тебя «крыша»?

— Ясно. Ну а ты что?

— А мне все это не понравилось, тем более что странные они какие-то. Ну я и прикинулся валенком. Выдал минимум информации, а дальше — полная амнезия.

— Слушай, ты уже несколько раз повторил, что они были какие-то странные. Это что значит — три глаза у них на двоих или пропеллеры за спиной?

— Да нет, — Гришка оставался серьезен и задумчив, мои довольно-таки банальные приколы не вывели его из этого состояния. В обычном своем расположении духа он бы немедленно взорвался и наговорил бы мне гадостей, почем свет ругая мое примитивное чувство юмора.

Однако что-то долго он думает.

— Ты что, заснул?

— А? — Гришка очнулся от своих дум и меланхолично проговорил: — Все-таки ты, Татьяна, пошлая женщина, и твои попытки казаться ироничной вызывают у меня искреннюю жалость. Нет, когда я говорю, что они были странные, это лишь означает, что они абсолютно не похожи на нормальных клиентов. Они похожи на «шестерок», которым выдали подотчетные деньги и четко проинструктировали, как надо действовать.

— Ты уверен?

— На сто процентов. Если даже у таких людей есть деньги, они не подойдут ко мне, чтобы их выложить, да еще в таком количестве, за мою трепотню. Они лучше будут бегать по городу, высунув язык, и узнают все самостоятельно.

— Ладно, я тебе верю. Ты в этом деле специалист. А как выглядели эти «странные»?

— Да никак, — ответил Гришка и тут же принялся детально их описывать. Я выслушала подробное повествование об их внешности, на самом деле ничем не примечательной, об их обыкновенной — не дорогой и не дешевой — одежде. Получила я и сведения об их возрасте — от двадцати трех до двадцати четырех с половиной. Причем Гришка долго объяснял, почему он уверен, что возраст его посетителей колеблется именно в этих пределах. Наконец его содержательная лекция приблизилась к концу. Я услышала много поучительного, но единственный вывод, который я могла из всего этого уверенно сделать, был неутешительным — я их не знаю. А если и знаю, то они настолько обычны, что я не могу их вспомнить. Но версия у меня все-таки есть: вполне возможно, что это люди Геннадия Владимировича Кольцова. Это легко все объясняет: и вопросы, и цель их визита, и то, почему Кольцов все так хорошо знал обо мне.

Гришка, молчавший уже минуты две, наконец решил нарушить затянувшуюся, по его мнению, тишину и обиженно произнес:

— Вообще-то я закончил.

— Да-да, прости! Я задумалась над тем, что ты мне сказал. — Между прочим, чистая правда.

— И что?

— Спасибо, ты мне очень помог!

— Пожалуйста, — Гришка было расцвел, но тут же вновь посерьезнел и добавил: — Ты, это… будь осторожней. А то мне что-то не понравились эти типы.

— Обещаю. А теперь отдавай мой кофе, и я поскакала.

Я схватила кофе, свела сложную церемонию прощания до минимума, пропустила мимо ушей все ценные указания насчет того, как именно мне нужно беречь свою драгоценную особу. Ох, что-то на протяжении всего этого расследования обо мне очень уж заботятся и друзья, и недруги. Не к добру это!

Выйдя на улицу, я немедленно начала делать кощунственные с точки зрения моей безопасности вещи: тормознула чью-то машину (это в одиннадцать-то вечера), села в нее и доехала до своего дома. Водитель оказался очень милым и разговорчивым дядечкой и, как ни странно, не предпринял никаких попыток похитить меня или нанести мне увечье.