– Прощай, Мордовия. Прощай навсегда!

Только спустя три часа, когда поезд был уже далеко от станции, обнаружили «КамАЗ» с трупом водителя в кузове.

И опять полковник Кабин схватился за голову, догадавшись, что кто-то из зэков совершил побег. В цехе сгорело сто восемнадцать человек. Но никто не знал фамилию убежавшего.

На промежуточной станции, в городе Скопине, Наизов встретил приблатненного паренька в наколках, подозвал.

– Кто тут у вас делами заправляет?

Паренек смотрел на Наизова подозрительно. На мента вроде не похож…

– Ну, Бобер заправляет. И Толик Поляк. Ребята что надо. Правда, дня три назад менты взяли Толика…

Наизов положил пареньку на плечо руку.

– Вот что, пацан, возьми тачку и отвези меня к Бобру.

Такой наглости паренек не ожидал!

– Чо-о? А может, тебя в мусарню отвезти, дядя? До хрена блатной, что ли?

Наизов схватил его за горло, сдавливая кадык. Паренек захрипел, сразу осознав, с кем имеет дело.

– Вот что, гаденыш. Мне пятьдесят три года, и почти все их я провел за решеткой!

– Я все понял. Понял, – давясь собственной слюной, прохрипел паренек.

В Москву Наизов смог приехать только через несколько лет. Был конец осени. Снега еще не было, но погода казалась отвратительной. Сыро, холодно. И Москва показалась Наизову скучной. Было больно сознавать, что за годы его отсутствия оперы здорово пощипали блатных. Кого за решетку. Кого – на кладбище. Из всех верных людей и остались: Гуня, боксер Семен и Паша Длинный. С такой бандой на выгодное дело не пойдешь, себя бы защитить. Но Семен – он работал тренером в юношеской боксерской школе – обещал подобрать из молодняка человек десять боевых ребят. А больше для начала и не надо.

У Паши Длинного была новенькая «четверка». Она очень пригодилась. Без колес никак нельзя. В Москве уже все давно схвачено другими группировками, так что решено было пока бомбить область, потрясти богатеньких да торгашей. А уж потом и свой кусок в Москве отхватить.

Наизов поселился на квартире у Гуни, недалеко от Курского вокзала. Там всегда толчется полно приезжего народа.

– Ну, с чего начнем? – спросил Гуня, истосковавшийся по деньгам. Последний год ему очень не везло. Но теперь, когда вернулся Наизов, Гуня знал – дела пойдут. С Наизовым не пропадешь. Человек он рисковый, дерзкий, вот только здоровье ему надо поправить.

– Хочу повидать дочку. Да и с женой потолковать бы не мешало.

Гуня сразу как-то замялся и отвел взгляд. И Семен с Пашей сидели молча.

– Что такое? – Наизов рассердился, к вискам подступила кровь.

– Нету твоей дочери, – сдавленно проговорил Паша Длинный и опрокинул стакан водки. А Семен с Гуней продолжали хранить молчание.

– Как это – нету? Что ты мелешь? Опьянел, что ли, совсем?

– Да ты выслушай сперва. Тебе отписали маляву, но, видать, ты уже отчалил из зоны, – сказал Гуня.

Наизов тоже выпил водки.

– Ладно. Черт с вами. Толкуйте, о чем была малява. Говорите, не тяните.

– Да уж скажем. Как тебя посадили, твоя женушка по рукам пошла. То с одним, то с другим. Вино, водка! Потом и до наркотиков дело дошло. Понятно, дочка не нужна стала. Она же как королева, то на курорт с очередным любовником, то за границу. В детдом она сдала твою дочь.

– Не надеялась, видать, что ты вернешься. Посчитала, там дочке лучше будет и никто не узнает, что она дочь бандита Наизова.

– Может, с одной стороны, и правильно…

– Что – правильно?! – закричал Наизов, не давая Гуне договорить. – Ничего не правильно, понял?

– Понял я. Ты успокойся. Не бросайся на своих. Не так уж у тебя много верных людей.

Наизов вскочил из-за стола, подошел к окну, прислонившись к холодному стеклу щекой, заплакал.

– Сука! Сука рваная! Убью ее.

Гуня, Семен и Паша Длинный сидели и молчали, делая вид, будто не замечают этих слез.

– А где она теперь? – спросил Наизов, немного успокоившись.

– Я ж говорю, в детдоме, – за всех ответил Гуня.

– Я про жену спрашиваю. Где эта сука? – На скулах Наизова вздулись желваки, лицо заострилось. Он налил водки, не произнеся ни слова, выпил, занюхал кусочком черного хлеба.

– Тамара живет по тому же адресу. Только к ней лучше не соваться, – предостерегающе сказал Паша Длинный.

Наизов хищно сощурился.

– Это почему же?

– Она теперь с ментами крутится. Они используют ее как хотят. Уже кой-кого из братвы спалила.

Но, похоже, Наизова эти предостережения не проняли. На губах его появилась едва заметная улыбка.

– С ментами, говоришь? Ну, что ж, раз ей милицейский хер слаще пряника… Собирайтесь! – Это прозвучало как приказ.

Но вылезать из-за стола никому не хотелось. Да и поддатые все. Можно бы и потерпеть до утра.

– Куда? – все трое переглянулись, принимая сказанное Наизовым за шутку.

– Что за спешка? – осмелился спросить Семен.

– Может, в другой раз? – поддержал его Гуня.

Но отговорить Наизова не удалось.

– Я хочу навестить эту стерву сейчас, – твердо сказал он, допил водку и перевернул стакан вверх дном, что означало, будем ее кончать.

За руль посадили пацана-боксера. Его привел Семен, поручившись за него как за самого себя. Наизов не возражал. Семен толковый психолог, раз выбрал, значит, пацан годится. Он теперь у них ходил в «шестерках». При убийствах еще не присутствовал, но выслуживался, старался угодить старшим корешам. Ему не сказали, что Наизов в бегах. Не его это сопливое дело, да и лучше, когда такой меньше знает. Смалодушничать может, попадись ментам, расколется.

Этот пацан и позвонил в дверь.

Тамара, бывшая жена Наизова, успела принять дозу наркоты. Принес участковый, взамен за ее тело. А ей что, жалко? Бери ее тепленькую, пользуйся! Молодость проходит, а мужчин она любит страстно, до безумия! Темпераментная она женщина, и кто познал ее темперамент, тот уже не забудет, не отвяжется! Вот и участковый решил насладиться!

Укололась Тамара и в постель. Милиционер ее давай ласкать, облизал всю, как конфетку, и только… а тут звонок в дверь.

Тамара неохотно встала, накинула халатик на голое тело и прошла в коридор.

– Я сейчас, милый, – проворковала она уже из прихожей.

Лейтенант достал из кармана пиджака пачку сигарет, закурил, поджидая ее.

Тамара для верности поглядела в «глазок», хотя чего ей бояться, когда в постели участковый? Никто из шпаны к ее двери и близко не подходит. Своих вроде не ждала никого.