В обороне мы простояли трое суток, отстояв Конотоп — важнейший узел железных и шоссейных дорог.

Вечером третьего дня комполка собрал офицеров на командном пункте, расположенном в просторном подвале кирпичного здания. Когда мы вошли, командование полка было уже на месте, а комполка Самыко учинял выволочку начальнику тыла Тумакову за срыв питания личного состава между Кролевцом и Конотопом:

— Так тебя бомбежки, обстрелы страшат?! А полк, по-твоему, по Невскому шел?!! Я смотрю, ты, Тумаков, давно по-пластунски не ползал!.. — увидев нас, майор резко оборвал гневный разнос, но таким взглядом немигающих карих глаз вцепился в лицо начтыла, что даже нам стало не по себе, а у самого капитана выступил холодный пот на лбу и весь он как-то осел, стал ниже ростом.

Историю ползания по-пластунски мы все хорошо знали. Тогда, под Понырями, комполка приказал Тумакову лично, под огнем противника, возглавить доставку пищи на передовую.

Все командиры были в сборе, и майор коротко проинформировал:

— Товарищи офицеры, в полку осталось восемь самоходок и мой танк. В бригаде боеспособны только пятнадцать танков. В сложившейся ситуации боевые действия будем вести ночью. Днем — лишь в исключительных случаях. Сегодня ночью мы должны овладеть пунктами Беловежи-1, Григоровка, Гайворон. Выступаем в 22.00. Боевую задачу уточню на рубеже развертывания.

Решительными ночными действиями мы за ночь выбили противника из всех трех населенных пунктов, после чего бригада и полк сосредоточились в лесу в районе Гайворон, где, хорошо замаскировавшись, притаились под покровом леса и весь день боевых действий не вели.

С наступлением темноты в направлении населенного пункта Голенки вышел разведывательный дозор во главе с начразведки Солдатовым, в составе: разведчики, танк комполка, моя самоходка и броневик старшины Мартыненко. По выходе из леса пришлось пересекать низинный луг, на котором бронеавтомобиль БА-64 провалился до днища и стал двигаться очень медленно с сильным ревом мотора. Танк и моя самоходка ушли вперед и остановились в кустарнике метрах в пятистах от Голенков. Солдатов, лейтенант Шишков — командир танка Самыко и я сразу же направились в сторону села, за нами шли разведчики. Передвигаться пришлось в тени деревьев, дожидаясь, когда луна пряталась за тучи. Слева от дороги увидели небольшую высоту, и Солдатов приказал далее следовать за ним по-пластунски. С вершины холма перед нами открылось ночное село. Скопление вражеских войск в нем просматривалось значительное. По контурам можно было различить десятки орудий, большое количество тракторов и автомобилей, в садах было рассредоточено много танков. Солдатов отдал приказ разведчикам:

— Танки надо сосчитать. Это сделает красноармеец Чугунов. Сержанту Кочеткову и красноармейцу Тюленеву — прикрыть его выход. На выполнение задачи даю час. Сержанту Потемкину и ефрейтору Рассохе вернуться на стоянку машин и организовать там засаду.

Худенький Рема Чугунов, наш сын полка, одетый в штатское, пополз первым, за ним Кочетков и Тюленев. Уползли и Потемкин с Рассохой, сообщив нам зеленым огнем карманного фонаря, что на стоянке все спокойно.

Время тянулось мучительно долго. Мы лежали молча. Был отчетливо слышен каждый шорох, вскрикивали ночные птицы, слабый ветерок временами доносил отдаленный собачий лай из соседних сел.

Вернулась группа минут через сорок.

— В селе тридцать два танка, — с гордостью доложил Рема начальнику разведки и назвал их марки.

Солдатов тут же, на месте, объявил ему благодарность и поздравил с первой удачей в разведке.

Чуть позже Ваня Тюленев рассказал, что Рема действовал бесстрашно и очень дерзко. Незаметно добрался до плетня и дальше крался в его тени, периодически подтягиваясь на руках, — считал танки. Оставалось до крайнего сада совсем немного, когда послышались голоса патрулей.

— У нас замерло сердце, пальцы на спусковых крючках, — рассказывал Тюленев, — а этот пацан мигом спрыгнул с плетня и залег в здоровых лопухах вдоль изгороди. Караульные, услышав шорох, подбежали почти к самой изгороди, светят фонариками, но, слава богу, ничего не заметили, пошли дальше. Но пацан-то! Не шелохнулся! Ждал, пока отойдут подальше. Вот это выдержка! Настоящий разведчик! Даже нам это время показалось вечностью! Когда он подполз, мы не удержались, обняли, расцеловали его.

Дозор без происшествий возвратился в лес к боевым машинам. Вскоре подошел и остававшийся на лугу броневик старшины Мартыненко — но броневик явился без башни! Мартыненко доложил Солдатову, что башню сорвало взрывной волной от разорвавшейся рядом бомбы. Мы с Шишковым переглянулись, ведь никакой бомбежки не было! Солдатов тоже ничего не сказал.

Истину о башне и якобы бомбе мы узнали лишь через сорок один год. Поведал ее однополчанам на встрече ветеранов в Москве сам ныне капитан в отставке Николай Поликарпович Мартыненко.

— Из-за малой скорости, особенно по бездорожью, мы на своем броневике часто опаздывали с выполнением задачи, за что приходилось мне постоянно получать нахлобучки и выговоры, — рассказывал бывший старшина. — Вот мы с водителем Колей Кожушко и решили той ночью облегчить машину. Открутили болты, крепящие погоны башни, привязали башню тросом к толстому дереву, благо лес был рядом, и, разогнав машину, разом сдернули эту тяжеленную «бородавку» на землю. Машина полегчала на треть, и с тех пор стала ходить с большой скоростью, да и боеспособность наша увеличилась, так как из пулемета я стал стрелять с корпуса, имея круговой обзор. Мы успешно стали выполнять боевые и разведывательные задачи — зарабатывать не выговоры, а благодарности! Правда, до конца войны пришлось надежно прятать свою урезанную машину от командования. Особенно мы боялись Мельникова, он, сами знаете, иногда не владел собой, не знаешь, чего от такого ждать, а он ведь потом командовал полком.

Опытный водитель старшина Кожушко на облегченном броневике с большой скоростью увез Солдатова в полк. А мы — танк Шишкова, моя самоходка и разведчики, остались в лесу поджидать подхода своих. Вскоре мы услышали тихий рокот моторов, а потом и увидели темные силуэты танков и самоходок. Выходя из леса, они с минимальным шумом разворачивались в боевой порядок на западных скатах высоты, отделяющей нас от Голенков. Все происходило тихо и скрытно в расчете на внезапность атаки, а судя по тому, что мы видели в дозоре, противник не ожидал ночного нападения да еще с запада.

Радиостанции всех экипажей работали на прием и, получив сигнал «Буря 333», мы двинулись на Голенки. За боевыми машинами шли мотострелки и автоматчики, но огонь пока никто не открывал. Стоя в открытом люке, так как через приборы ничего не было видно, я наблюдал, как сначала начали проявляться более высокие контуры деревьев, затем домов и, по мере приближения к селу, стал различать силуэты танков, автомашин и орудий. С легким качком самоходка преодолела канаву, уронив изгородь, за которой внезапно открылся вражеский танк! На фоне белой хаты его темный силуэт выделялся ясно, как на экране кинематографа! Но было не до кино, нужно было использовать золотые минуты внезапности, пока не проснулись экипажи!