Если сейчас она начнет расспрашивать — он пропал. Никакой арии Русалки он не слышал. Самое большее — начало Moldau, это трогательное тихое журчание, которое в каждом документальном фильме сопровождает появление ручья на экране.

— Вы знаете «Русалку»? В самом деле? Тогда вы непременно должны знать и Магдалену Кожену[14].

Черт! Дьявол! Нет, он не знает эту Магдалену, чье мягкое, так красиво звучащее имя услышал только что. Но почему он не знает Магдалену Кошш? Потому что с раннего утра начинает читать не те вещи, потому что крут его интересов слишком ограничен и скудно украшен прекрасным жемчугом, который для других людей является необходимой частью их жизни. Он не может сейчас огорчить Яну тем, что ничего не знает о Магдалене Кошш, он должен продемонстрировать глубокую заинтересованность чешской музыкой.

— Да, припоминаю, я однажды видел ее по телевизору.

— О, как я вам завидую! Я ее еще ни разу не видела, но, конечно же, много раз слышала. Я с нетерпением жду ее концерта в филармонии.

— Она дает концерт здесь, в Кёльне? Об этом я тоже не знал.

— Она выступает в субботу с программой ее нового CD.

— Прошу прощения, Яна, что за новый CD?

— О, это великолепно! Я часто слушаю эту музыку в машине по дороге домой. Это CD с пьесами Баха, Иоганна Себастьяна Баха и его сыновей.

— И как он называется?

— Погодите минутку, кажется, «Lamento»[15].

Неужели она это серьезно? Или смеется над ним? Не может быть, чтобы CD с классической музыкой назывался «Lamento». Такое ужасное название совершенно невозможно. Однако лучше не расспрашивать, хотя на этот раз он все-таки догадался, что Магдалена Кошш — это певица. Но осторожно! Может быть, она играет на гобое или другом инструменте, который он недооценивает, как недооценивал чешскую музыку. Концерт, сейчас ему все внимание следует направить на концерт.

— У вас уже есть билет?

— Да, конечно. Я не могу дождаться вечера, чтобы забрать его в маленьком ларьке на Ронкаллиплац.

Как она его назвала? Да, точно, маленький ларек, как он называется? Случайно не «Köln-Ticket»? Он как раз виден из окна его гостиничного номера.

— Вы идете на концерт одна?

— Да. У человека, который бы с удовольствием пошел со мной, поменялись планы.

— Это значит, что вы заказали два билета и теперь один вернете?

— Да, сейчас буду звонить. Я только вчера узнала, что у моего спутника, к сожалению, нет времени.

— Можете не звонить. Я куплю второй билет.

— Это значит, что вы пойдете со мной на концерт?

— Можно сказать и так, если хотите.

Георг не припоминал, чтобы когда-нибудь с таким дерзким безрассудством приступал к какому-нибудь делу. Но остановиться он уже не мог. Внутренний голос постоянно твердил ему, что все должно быть так и никак иначе. Никакой тактики ведения беседы и обдуманной стратегии, никаких прямолинейных методов, при которых известны цели и намерения. «Русалка», Магдалена Кошш — вот волшебные слова, открывающие новые горизонты, о которых ему поведало это создание в блестящем шелковом блейзере, словно вышедшее из славянской сказки. Сейчас он был готов ко всему. Все чувства, которые вызвал в нем этот разговор, могли теперь вырваться наружу.

— Вам было бы неприятно, если бы я вас сопровождал?

— Неприятно? Вовсе нет, почему вы так решили? Я была бы рада этому.

— Хорошо, значит договорились. В субботу идем в филармонию.

Он вынул руки из карманов брюк, где держал их все это время, подошел к столу и повернулся к девушке. Она, казалось, ждала, что он займет свое обычное место, но ничего не говорила, просто стояла в своем сияющем блейзере и черных брюках. Георг чувствовал, что должен что-то сказать о том, как она выглядит, хотя у него это всегда выходило неловко.

— Ваш блейзер, должен вам сказать… Ваш блейзер, Яна, выглядит так, словно кто-то сшил его специально для вас.

— Вы хотите сказать, что это работа на заказ? Верно?

— Работа на заказ. Точно. Именно так.

— Вы правы. Это ручная работа. Сшит именно для меня. К сожалению, не так безукоризненно, как вам кажется. Он вам нравится?

— Нравится ли он мне? Вы отлично в нем выглядите.

— Спасибо. Значит, я могу снова приступить к работе.

Она замолчала. Все было как вчера, когда он уходил из офиса. Они напряженно улыбнулись друг другу, и только. Затем девушка вышла. Сегодня вечером она заедет на Ронкаллиплац, войдет в маленький кабинет и скажет: «Я заказывала билеты», оплатит их и положит в сумочку. Два билета, один для нее, а другой для него. Два билета для мужчины и женщины, которые вместе идут на концерт. Эти простые мысли бесконечно вертелись у него в голове. У него возникло чувство, словно он взлетает высоко-высоко, как раньше, когда курил эту чепуху. Клетки его головного мозга работали веселее и радостнее, чем обычно.

Хойкен вошел в угловое помещение на верхнем этаже, где должна была состояться закрытая конференция, одним из первых. Длинный стол, за которым через несколько минут будут сидеть сотрудники, был заставлен чайниками и кофейниками. Георг прошел к председательскому креслу и положил папку на стол. Сначала он скажет несколько приветственных слов, а затем сообщит о событиях вчерашнего дня. В местных газетах была помещена только маленькая заметка о них. О проведении конференции было объявлено еще вчера, и отменить ее не согласились. Сегодня Хойкен встретился с ядром издательства, самыми важными сотрудниками и товарищами. Эта руководящая элита ему нравилась, потому что перед множеством людей он был вынужден вести себя и разговаривать совсем по-другому, и каждый раз у него находились недоброжелатели.

Когда вошел Байерман, Хойкен подошел к нему и попросил сесть справа от него. Георг хотел, чтобы Байерман был рядом. Этот человек своим спокойствием и выдержкой благотворно влиял на Хойкена. Они стояли рядом во главе стола и тихо переговаривались, пока собирались сотрудники. Хойкен правильно делал, что держал остальных на расстоянии и создавал впечатление, что он и Байерман заняты важными и неотложными вопросами. При этом он внимательно наблюдал за тем, в какой последовательности собирается его команда. Петер Осткамп, молодой редактор немецкой литературы со свежим мальчишеским лицом, но старомодной прической, пришел первым. Затем вошли Юлия Хандвитт, редактор романской литературы, и Петра Зейбольд, редактор отдела искусства и фотографии. Следом пришел Герман Патт, редактор англо-американской литературы. Он держал в руке сигарету, в то время как Петра и Юлия прекратили курить перед тем, как войти. Заметив, что обе женщины внимательно смотрят на него, Герман послушно повернулся и направился к выходу, столкнувшись с Ханной Ротгербер, пресс-секретарем издательства, которую сопровождал руководитель отдела рекламы Норберт Волле, самый молодой из всех собравшихся. Постепенно все заняли свои места и сразу взялись за чашки. Началась обычная чайно-кофейная болтовня. Последним пришел Михаэль Дипгес, уполномоченный по сбыту. Хойкен увидел, что команда в сборе, и дал всем еще пять минут, чтобы успокоиться.