Камеры слежения объективно снимают весь маршрут следования твоей машины и в Хайфе, и в Акко. Напрашивается вопрос: согласен ли ты сотрудничать, Карассо, с полицией, чтобы не усугублять свою судьбу, учитывая, что и до этого у тебя были «дела» (не так ли?), за которые ты сидел, или из-за своего, так сказать, «приятеля» не стоит тебе садиться ещё лет на десять (может быть, даже больше?) и выступить как государственный свидетель?

Корассо молчал. Он сжимал и разжимал свои кулаки и, видно было, что тяжёлые сомнения неожиданно стали раздирать его душу.

– Карассо, ты можешь молчать. Я тебя уже предупреждал об этом. Но при этом, твоё участие в преступлении, так или иначе, зафиксировано всеми камерами слежения на всех участках следования твоей машины. Люди, живущие в районе, тоже видели в тот день и тебя, и твою машину. Это – факты. Если хочешь – посмотри ещё и ещё раз. Вопрос состоит в том, что если ты добровольно соглашаешься на сотрудничество с полицией, мы подписываем с тобой договор либо о снижении наказания для тебя (а наказание при этом преступлении, как я уже говорил, в рамках закона – до пятнадцати лет… Да и десять – разве мало? Сколько ты уже отсидел? Не пора ли остановиться?) либо о предоставлении тебе возможности выступить государственным свидетелем. При этом с тебя снимаются все обвинения и предоставляется особый статус.

– Я хочу поговорить с адвокатом.

– Нет проблем. На десять дней мы тебя заключаем под предварительный арест. По закону, Карассо, по закону… Домой, естественно, ты уже не возвращаешься. А дальше (у тебя ведь есть большие деньги?) – бери самого дорогого адвоката и добивайся, как не получить пятнадцать лет, а только десять… Между прочим, ты ведь прекрасно знаешь, чем занимается твой приятель… Ещё и за соучастие в этом тебе дополнительно грозит лет так пять-шесть, – ловко продолжая брать его на понт, уверенным тоном внушал опытный полковник. – Тебя такая перспектива больше интересует?

Карассо побагровел. Похоже, что в нём происходила страшная борьба между некогда бесстрашным преступником-рецидивистом с другим, ещё неизвестным самому себе человеком, решившим начать новую, спокойную жизнь.

– У сына через месяц… тринадцатилетие. Мы уже заказали зал. Гости приглашены, человек триста… ди-джей, – неожиданно жалобно проговорил он.

– Поздравляю, Карассо… Поздравляю. Что ж? Сейчас, тем более – всё в твоих руках. Хочешь из-за какого-то мерзавца поставить на кон и свою судьбу, и судьбу своей семьи – продолжай молчать, хочешь сотрудничать с полицией, я тебе уже сказал, – получишь особое отношение. Готов подписаться под всем сказанным. Кстати, – провести сегодня «бар-мицву», думаю, для такой компании, как ты пригласил, под девяносто-сто тысяч выйдет… И адвокат – тысяч сто (естественно, для начала – сам знаешь…). Не простая задача, Карассо… Я же могу тебе её упростить: адвокат государственный, бесплатно. Приговор – заранее согласованный: либо минимальный, либо – выйдешь государственным свидетелем… Но мне нужен ответ сейчас. Понимаешь, – сейчас!

В кабинете установилась напряжённая тишина. Все смотрели на Карассо. Он чувствовал эти жгучие, пронзительные взгляды полицейских, отчего его профессиональная бандитская сосредоточенность, как ни странно, разрушалась на глазах, как карточный домик.

– Так, отменяем «бар-мицву», Карассо? – наступал полковник. – И снова на пол-жизни за решётку?..

Карассо неожиданно стал бить себя кулаками по голове.

– Идиот, идиот! – кричал он в бешенстве.

– Остановись, приятель, – схватив его за руку, предложил полковник, – остановись…

Вопрос не такой сложный, как ты представляешь. Если бы у тебя не было выбора – другое дело, – и полковник обвёл взглядом всех офицеров, находящихся в его кабинете. – Но у тебя этот выбор есть! И выбор – прекрасный. Вместо того, чтобы надолго оставить семью, ожидающего большого праздника, сына – ты, добровольно согласившись на сотрудничество с полицией, и возвращаешься в семью, и, возможно, тебе не надо будет даже переносить «бар-мицву»… При этом, Карассо, что самое важное – всё… зависит только от тебя… Скажешь сейчас «да», начнём сотрудничать – и уже не будет этих пятнадцати, а, может, и больше лет за решёткой… А ты ведь хорошо знаешь, что это такое… Карассо, неужели жизнь на свободе настолько плоха, что ты предпочитаешь вновь вернуться на нары?

Следователи смотрели то на Карассо, то на полковника – сколько им ещё надо учиться, чтобы овладеть таким уникальным искусством внушения, каким обладал полковник Шварц?

Карассо неожиданно встал, и, тяжело вздохнув, сказал: «Я согласен… Буду сотрудничать…»

Встречи с русскими всегда шли по одному сценарию: к трапу самолёта подъезжали обычно три-четыре отлакированные «мерседеса», которые, забрав делегацию важных персон, быстро выезжали из аэропорта, после чего к ним присоединялись спереди, и сзади две полицейские машины. Дальше они направлялись в посольство России, где за роскошно накрытыми столами традиционным образом начиналась, спланированная до мелочей, серьёзная заграничная командировка.

Всё абсолютно также произошло и сейчас.

Николай Васильевич Вяземский, посол России, желая официально придать особое внимание произошедшему с туристкой инциденту, лично выехал встречать группу главных экспертов российской полиции, возглавляемую генералом-полковником Глушко. В посольстве же хорошо знали, что это была далеко не единственная тема, из-за которой в Израиль приехали столь высокопоставленные лица, точнее даже – далеко не самая главная.

Нужно было в первую очередь выяснить данные по четырём российским олигархам, сбежавшим в последнее время из Москвы и Екатеринбурга, переведя предварительно миллиардные суммы со счетов Строительного банка, который вскоре после этого полностью разорился.

Знали об этом и израильские службы, но все на этой стадии, старались делать вид, что речь идёт исключительно о похищении г-жи Кравиц.

На следующий день четыре главных следователя Москвы вылетели на специальном полицейском вертолёте из Тель-Авива в Хайфу, где их уже дожидались начальник Северного округа генерал-полковник Свиса, начальник службы безопасности Штейн и полковник Шварц.

В двенадцать тридцать в штабе Северного округа началось закрытое совещание.

– Господа, – начал генерал Глушко, – мы с нескрываемой озабоченностью относимся к похищению нашей гражданки, госпожи Кравиц. – С нашей стороны была проделана определённая работа, результаты которой станут, как я надеюсь, серьёзным подспорьем в дальнейшем расследовании, которое мы ведём совместно с вашими службами.

Как известно, нами был задержан некий Саблин, гостивший в Израиле довольно продолжительное время, на камерах слежения аэропорта имени Бен Гуриона запечатлённый с вашим гражданином по имени Пётр Качувара, который, как опять же показывает видеонаблюдение, явился, по вашим утверждениям, похитителем госпожи Кравиц.

Мы подтверждаем, что на материалах, представленных вашей службой – именно она, госпожа Кравиц. Она вышла вместе с Петром из поезда, который остановился в Хайфе и именно она села вместе с ним же, с Петром Качувара, в такси того же города Хайфы.