За его спиной отсвечивала любопытная мальчишеская мордашка; Антона я пока не видела.

– Простите, – пробормотала, совершенно неожиданно растерявшись. – Я могу увидеть Антона Сиротина?

Представляться и играть перед мужчинами я всегда умела. С полу-взгляда, с полуслова понимала, чего от меня ждут – закаленной спортсменки, рубахи-парня или глупышки Барби, – тут же выбирала модель поведения, правильный тон и становилась удобной. Как опытный водолаз, отмеряла глубину общения и резво булькала пузырями слов. Жонглировала и притягивала, отталкивала или увлекала.

Папа Кирилла Макарова – а кто еще это мог быть? – поставил меня в тупик. Не дернул даже бровью от появления «неземной красоты», не делал авансов (а я привыкла к ним, как водолаз к глубоководному костюму), смотрел пристально и совершенно безразлично.

От не обнаруженной необходимости притворяться я растерялась. Взгляд папы Кирилла мгновенно взвесил всю меня до грамма, но не нацепил ценника и ярлыка.

Бывает же такое?

Я смешалась и молча вошла в прихожую, когда хозяин наконец посторонился.

– Саша? – словно не доверяя своим глазам, спросил Антон, появившийся откуда-то из недр огромной квартиры.

Я стояла в центре большой светлой прихожей, увешанной картинами и фотографиями, и по-прежнему не знала, что говорить.

– Саша! – прокричал Антон и, подбежав ко мне, обхватил руками за талию, уткнувшись носом в грудь. – Саша, – забормотал, – я так боялся, так переживал…

– Ты молодец, Антон, ты молодец, – шептала я и поглаживала мальчика по спине, отворачивая от хозяина квартиры лицо, готовое залиться слезами.

Казалось, еще чуть-чуть, и мальчик и его «двоюродная сестра» привольно разрыдаются от переизбытка чувств.

И сцена эта была бы признана оправданной. Если не для слегка опешившего Кирилла, так для его папы однозначно. Два родственника вполне могли поплакать. У них несчастье, горе, они баюкают друг друга.

Но мы сдержались. Стоически втянули слезы.

Я неловко похлопала Антона по спине и обратилась к высокому – невероятно привлекательному и атлетичному! – папе:

– Простите, я могла бы где-нибудь поговорить с Антоном?.. А потом мы уйдем…

– А как же дача?! – тут же взвыл худосочный и веснушчатый Кирилл Макаров. – Антон, ты же обещал сегодня на дачу с нами поехать!

Антон оторвал голову от моей груди, задрал ее вверх и с надеждой заглянул в глаза.

Маленький мой, как тебе хочется отвлечься! Поехать с приятелем на дачу, поудить рыбу, искупаться и поесть шашлыков!

Мне тоже этого хочется. Особенно в компании с этим широкоплечим брюнетом, перед которым даже мысли не возникло притворяться, а можно быть самой собой: иногда тягать железо, иногда позволить себе глупость, слабость и слезы.

Но не сейчас. Сейчас позволить себе роскошь бездумного отдыха мы не можем. Не имеем права подвергать опасности еще кого-то, втягивая их в свою орбиту. Мы чересчур опасная компания. И это – наша война. Мы выиграли только первый бой. Не потерялись, вышли из окружения, нам позволителен только короткий привал: пересчитать патроны, перевязать раны и топать дальше в наступление. За нами Ярославль, Антоша, и твоя больная мама.

– Потом съездите, – мягко пообещала я и отстранилась. – Так, где мы можем поговорить?

– Хотите чаю? – спросил вдруг папа Кирилла.

– Нет, то есть… – я посмотрела на Антона и поняла, что ему, пожалуй, глоток чаю не повредит, – да, спасибо.

– Кирилл. – Папа дернул бровью, и сынулю сдуло ветром в сторону кухни. Через секунду оттуда уже раздавался звук льющейся воды. – Пойдемте.

В просторной кухне-столовой на большом овальном столе стояло блюдо с пирогами и плюшками. «Интересно, а где их мама?» – осмотрев с завистью художественно исполненные крендельки, подумала я, а папа Кирилла сказал:

– Выпечка, к сожалению, из соседней кулинарии, но очень вкусная. Угощайтесь.

– Дядя Дима, а мороженое?! – воскликнул младший, явно сытый Макаров, и у меня забилось сердце.

Дядя Дима. Не папа. Кольца на пальце нет, плюшки из соседней кулинарии…

«Сашка, ты что – сдурела?! У тебя банда на хвосте болтается, а ты дяде Диме собралась глазки строить! Угомонись, вспомни о Ярославле и больной женщине в палате реанимации!»

– Спасибо, Дмитрий… э-э-э, – чинно и хладнокровно выговорила я.

– Можно без отчества, – впервые улыбнулся дядя Кирилла и обратился к племяннику: – Давай бери мороженое и марш отсюда. Антону и его сестре надо поговорить.

Кирилл надулся. Но прежде чем уйти, налил мне и приятелю по полной чашке чаю.

Хорошая семейка. Воспитанная и ненавязчивая. Гостям предложено самим установить степень близости. Войдя, я забыла представиться, и меня не стали насильно выспрашивать…

Пройдя к столу, я оседлала высокий табурет и придвинула ближе к севшему напротив Антону блюдо с пирогами:

– Ешь, я вижу, ты голодный. Пока не поешь, ни о чем говорить не буду.

Антон с покорностью и жадностью набросился на крендельки, я, монотонно помешивая в чашке сахар, полезный для истощенного враньем мозга, ждала, пока мой маленький друг утолит первый голод.

Антон жевал все медленнее и медленнее, косился на меня, и чувствовалось, что кусок уже не лезет ему в горло.

Отложив недоеденный пирог, он опустил голову.

– Это из-за меня они к тебе пришли? – промямлил.

– Да, – не стала обманывать я и вздохнула: – Ты позвонил маме в больницу из моего дома.

Голова Антоши склонилась еще ниже, нос почти в столешницу уперся.

– Я так и подумал, – вздохнул мальчик. – Когда этих гадов у тебя увидел…

– Думать, Антон, раньше надо было, – не стала я изображать добрую, всепрощающую фею.

– И что теперь будет? – собрав на лбу складки совсем как у шарпея, Антон блеснул из-под насупленных бровей виноватыми глазами.

– Для начала ты мне расскажешь без утайки все, что наболтал в милиции.

– Что?! – вскинулся пацанчик. – Я наболтал?!

– Да. Коновалов тебя ищет. Почему? Что такого ты сказал в милиции?..

– Это он сказал! – горячо воскликнув, перебил Антон. – Он сказал, что моя Лиза закрутила роман с Вадиком! А я сказал – врет он все! Я у тетки три недели живу, а Вадик приходил только один раз, и я все слышал!

– Успокойся, Антон, – тихонько хлопнула я ладонями по столу. – Не кричи. И скажи все спокойно. Вадим – это бухгалтер, который принес Лизе флешку?

– Да!

– И Анатолий Андреевич обвинил твою тетю в сговоре и романе с бухгалтером?

– Да!

Ловко. У некоего коммерсанта пропадает некий бухгалтер с некоей информацией или даже с деньгами. Коммерсант – пострадавшая сторона.