Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Нет, Мартин, дорогой, ты должен сам ей все рассказать.
Это было просто великолепно.
Когда Ди поднялась на третий этаж, дверь моей комнаты была приоткрыта. Мне удалось спокойно спросить:
— Хорошо провела вечер?
Я дала ей шанс. Но она ответила:
— Да, спасибо. А ты?
— Очень мирно, — соврала я. — Я читала о Дженни Черчилль и всех ее любовниках. Она была той еще штучкой.
— Ей повезло, — отозвалась подруга.
— Кстати, она похожа на тебя. Ты должна обязательно прочесть о ней, когда я закончу. Впрочем, не думаю, что тебе для очередного приключения нужен какой-то толчок.
— И что твои слова должны означать? — Ди остановилась и посмотрела мне прямо в глаза. — Ну?
— Ничего, — равнодушно произнесла я. — Ровным счетом ничего. Забудь о них.
Я вернулась в комнату, захлопнула дверь и с минуту прислушивалась к удаляющимся шагам подруги. По моему лицу текли слезы, и я злилась за это на саму себя.
Только в четверг утром я почувствовала, что значит быть членом терапевтического сообщества, в противоположность обслуживанию больных людей в обычных палатах. Поджидая остальных пациентов группы В около девяти часов утра, мы с Тони разговорились в библиотеке. Он рассказывал мне о лошадях, потому что им с Робертом разрешили в тот день на местной конюшне совершить часовую прогулку верхом.
— Ты ездишь верхом? — спросил парень. — Они могли бы согласиться на твою поездку вместе с нами.
— Я в этом сомневаюсь, — откликнулась я. — Служба здравоохранения не станет платить за подобные развлечения медсестер. К тому же у меня почти нет опыта, и я бы чувствовала себя увереннее, путешествуя на пони или осле. А вот моя подружка здорово катается (а Ди все еще моя подружка?), она просто помешана на лошадях. Интересно, в конюшнях Майора есть приличные лошади? Или одни раздолбанные старые клячи?
— Нет, они великолепны, — вдохновенно говорил собеседник. — Мне очень нравится одна пегая, но там еще есть несколько потрясающих гнедых, пара чалых, а еще чертова огромная серая лошадь, слишком крупная для всех, кроме самого Майора. Еще жеребец и…
— Чалые? — перебила я. — Клубничные чалые?
— Нет, голубые. А что?
— А как бы ты описал клубничных чалых? — заинтересовалась я. — Они все в круглых пятнах, как детский конь-качалка?
Он рассмеялся:
— На самом деле нет. Скорее это тот цвет, который ты назвала бы пестрым, описывая собаку. Перемешанные светлые и темные волоски. Рыжие и белые у клубничных, черные и белые у голубых. А что?
— Спасибо тебе огромное, — сказала я ему. — Ты здорово поднял мне настроение.
Он последовал за мной к окну, рассматривая лужайки между главными блоками больницы:
— Как мне это удалось?
— Ты не поймешь. — Я смотрела на окна восьмой палаты, где сейчас работала Ди, с откровенным чувством самодовольства.
— Но ведь мы здесь именно для этого. Понимание — это и есть цель всей проклятой групповой терапии. Нам нужно научиться общаться друг с другом… — взволнованно говорил Тони. — Научиться понимать другого человека и, следовательно, разбираться в собственных чувствах. Разве это не так? Поэтому продолжай и объясни… Хотя нет, дай мне самому угадать. Ты узнала, что кто-то другой был не прав?
— Вот именно, — кивнула я. — Некто, который обычно всегда прав.
— Ага… Так что теперь ты страстно желаешь поверить, что он или она может ошибиться и в каком-то другом случае?
Парень был очень проницателен или прошел хорошую тренировку в группе.
— Наверное, ты прав.
— Но почему?
Когда я промолчала, он продолжил:
— Ну хорошо. Тогда скажу я… Она рассказала тебе неприятную правду о тебе самой или, возможно, только подумала, а ты об этом догадалась. В конце концов, ведь обижает только правда. Но ты хочешь обмануть себя, поэтому и радуешься, поймав ее на ошибке. Поскольку теперь тебе будет легче убедить саму себя в ее некомпетентности. Так?
— Ну и что? — отозвалась я. — Если бы мы никогда не вели себя как страусы, мы не смогли бы справиться с трудностями.
За нашими спинами послышалось шуршание, и Тони заглянул назад через мое плечо:
— Скажи ей, Додо.
— Я не все слышала, — ответила девушка. Она поднялась на цыпочки, чтобы сесть на подоконник. — Только о вашем желании себя убедить в том, что окружающий мир таков, каким вы хотите его видеть. А не такой, каким он на самом деле является… Что ж, попробуйте, только этот путь кончается тупиком. Я это точно знаю, мне понадобилось два года, чтобы осмелиться взглянуть в лицо реальности. Благодаря ребятам из группы В и здешним врачам я смогла это сделать. Через несколько недель я вернусь в большой и неоднозначный мир. — Она улыбнулась. — Ой, я все вам о себе расскажу, когда будет потише.
— Мне бы этого очень хотелось, — ответила я ей. Было уже девять часов. — А прямо сейчас мне нужно собрать остальных.
Я развернулась и застыла как вкопанная. Они были там, все девять. Даже Роберт. Я была одновременно и раздражена, и удивлена, глядя на это молчаливое собрание.
— Вы что, на цыпочках крались?
— Верно, — согласился Роберт. — Правило учреждения номер один: никогда не прерывать важный психологический разговор. Ладно, вы нам вполне подходите. Ваша предшественница вообще никогда не открывала рта.
Если он говорил о Паркинсон, он, вероятно, был прав. Я не могла взять в толк, почему настолько необщительная личность выбрала это отделение. Или, может быть, ее заставили работать здесь, чтобы излечить ее робость? Возможно, меня тоже незаметно заманили сюда с неизвестной целью? Но почему? Неужели старшей сестре или кому-то другому показалась слишком эксцентричной моя реакция на акцию протеста?
— Может, и я его больше не открою, — с сомнением произнесла я.
— Неправда, — возразил мне Роберт. — И мы в этом еще убедимся.
Я почувствовала себя совершенно беспомощной.
— Послушайте, это ведь вы здесь пациенты, а не я.
Тони рассмеялся:
— Вы только послушайте ее! Она и мы! Вот что, дорогая начинающая медсестра, мы здесь все в одной лодке. Это командная игра, в которой нет избранных. Посмотри на Эми, — продолжал он воинственно. — Если у кого-то были проблемы с интуицией, то это у нее. Она понятия не имела о собственном потенциале. А теперь?
— Доктора так же замешаны в этой игре, как все остальные, — объявила Полли. — Начнем с дорогого старичка Мартина. То, что ему нужно, — это…
— Я знаю, — отозвался Вудхерст из дверного проема. — То, что ему нужно, — это побольше девушек: хороших и разных. Ты так часто говорила. А теперь давайте сядем и начнем, хорошо? — Он улыбнулся мне. — Доброе утро, сестра Лин. Вы не посмотрите, собираются ли к нам присоединиться Лео и Ян?