– Нет, Антонина ничего не рассказала тете Наде. Мы даже не знаем, была ли она за ним замужем, никаких документов, подтверждающих брак, нет.

– А где лежат бумаги отца?

– В письменном столе, в самом низу, в старой кожаной папке. Что ты задумал, Леон?

– Я сегодня случайно забрел в музей, а там портрет Анны Печенкиной. Ты же наверняка его видела! Неужели не заметила, что на ее руке красуется твой браслет?

– Да, я знаю. Это лишний раз доказывает, что все, что рассказывала тетя Надя, чистая правда.

– А тебе неинтересно, где могут быть остальные украшения: колье, серьги, перстень, заколка? Их ведь ровно пять, как и сестер Печенкиных.

– Почему это тебя так заинтересовало? Какая теперь разница, у кого что, если их след невозможно отыскать? Сколько времени прошло!

– Мама, но существуют архивы, Интернет! Могут быть живы те, кто знал эту семью!

– Я не вижу смысла в поисках.

Леон не стал говорить матери, что смысл-то как раз есть. И если он отыщет потомков сестер, то вплотную подберется к наследству, оставленному прадедом. Где бы оно ни находилось. А это для него шанс выжить. И даже начать новую жизнь, не отказывая себе ни в чем.

Домой Леон вернулся в прекрасном расположении духа. Наскоро перехватив пару бутербродов, налил себе большую кружку сладкого чая и вытряхнул бумаги из портфеля старого адвоката на письменный стол. Копию завещания он нашел сразу.

«Да, прадед был чудаком. На что он надеялся? Все родственнички соберутся в дружную семейку и сядут на радостях пить чай с плюшками? А то, что может быть драка за золотишко, как в дурных романах, он не подумал?» – Леон боялся прикинуть, сколько это в пересчете на рублики может быть, если получить свою пятую часть наследства! А если еще чью-то присоединить! Стоп! Для начала нужно каким-то образом подобраться к остальным украшениям. Да, процент успеха невелик, но вдруг?

Леон сортировал бумаги по стопкам, откладывая в сторону те, что имели отношение к Печенкиным. «По логике начать нужно со старшей сестры. Она была замужем за родным братом адвоката. Фамилия у них общая – Кац». Взгляд Леона выхватил из пачки писем, отложенных в сторону, старый конверт с адресом, написанным выцветшими чернилами. «Хойна», – еле разобрал более-менее четкие буквы Леон. «Слава богу, Интернет не отключили». Леон нажал кнопку включения компьютера. Он открыл карту Европы. «Почти граница с Германией. Шансов, что остался в живых хоть один человек, помнящий Кацев, ничтожно мало. Еще меньше вероятность того, что колье дожидается меня столько лет. Так. Что тут про город? Семь тысяч населения! Да они там все друг друга знают наверняка! Это хорошо… Самое главное – раздобыть денег на эту поездку! Как ни крути, придется опять идти на поклон к Дохлому. Можно, конечно, не распространяться о наследстве. Скажу ему, что хочу собрать все камешки вместе, должен поверить, старинный гарнитур сам по себе стоит немало. Отдам ему долг, пусть подавится». Леон четко понимал: если съездит в Польшу впустую, это будет конец. Дохлый его попросту уничтожит.

Леон достал из ящика письменного стола кожаную папку, о которой говорила его мать. Пожелтевшая плотная бумага вытерлась на сгибах, но это был подлинный диплом Гренобльского университета. Вторая бумага, заботливо обернутая в тетрадный лист, оказалась метрикой о рождении Антонины Печенкиной. Свидетельство о смерти было написано от руки на обыкновенном листе бумаги и заверено печатью городской больницы. Леон сложил документы в пластиковую папку, положил туда же открытку из музея, на которой был портрет прабабки, и набрал номер телефона Дохлого.

* * *

Дохлый сидел, развалившись в кресле, и вертел в руках остро заточенный карандаш. Он с легким недоумением наблюдал, как Леон по-хозяйски устроился на кожаном диване, закинув ногу за ногу.

– Что хотел? Никак деньги нашел? – Дохлый прекрасно знал, как провел сегодня день его однокашник. Он приставил к нему охрану не столько из-за боязни, что Леон смоется из города. Ему хотелось, чтобы тот чувствовал себя как на горячей сковородке.

Ненависть к другу зародилась еще в школе, когда приходилось делить одну девчонку на двоих. Дохлый дураком не был никогда и понимал, что начитанной и умной Катеньке с ним скучно. Он каждый раз срывал свое бешенство на первой подвернувшейся под горячую руку жертве, когда Леон демонстративно при нем приглашал Погодину в кино, а та охотно соглашалась. Ссориться с Леоном из-за девчонки Пашке было не с руки: десятилетку нужно было как-то осилить, вылететь в ПТУ желания не было. Памятью он обладал уникальной, с ходу запоминая все, что вбивал ему в голову отличник Сергеев. Самому было лень учить школьные предметы, но слушать параграфы в пересказе Леона вполне мог. Такое своеобразное образование еще не раз пригодилось в жизни. На зоне он слыл «умником». И лишь рядом с Сергеевым чувствовал свою ущербность.

По большому счету, Катерина была ему не нужна – ну хорошенькая, фигурка ничего. Но Пашка не терпел пренебрежения собой. А поэтому Погодину нужно было сломать, подчинить и… бросить. Ему это почти удалось…

Он затаил на нее обиду, но еще больше ему хотелось чем-то задеть бывшего одноклассника, который никогда не скрывал презрения к нему.

Заработав авторитет и деньги, он однажды решил съездить в их старую коммуналку. Поставив джип прямо под окна их общей когда-то кухни, небрежно продемонстрировав тугую пачку дензнаков, он в приказном порядке отправил Сергеева за выпивкой в ларек. Дохлому на миг показалось, он добился одной из своих целей – опустил того с его кандидатской степенью до уровня его, Пашки, лакея. Но наутро после попойки понял, что ошибся: на лице Леона было написано все тоже презрительное снисхождение к нему.

Он тогда решил, что найдет время и способ, чтобы уничтожить зарвавшегося в своем чванстве друга. Что-что, а ждать умел! И дождался. Сергеев сам, после нескольких лет молчания, заявился к нему с деловым предложением. Сама судьба была за то, чтобы сыграть с бывшим дружком шутку. «Дело», с которым Леон пришел к нему, было простым до безобразия. Пашка даже не приподнялся с кресла, чтобы решить вопрос. Тата Антипкина работала на него не один год. Заняв у него энную сумму под открытие собственного ларька, она прогорела не без его же помощи. Деньги зависли прочным долгом, и Тата вынуждена была работать на своего кредитора. По подобным схемам его «охранная» фирма много лет обувала жадных до денег лохов: армейский друг Витька Шерман был асом в разработке схем. Жаль, так глупо ушел из жизни…

Позже сама Тата Антипкина разводила таких, как она, на крупные суммы, а все «заработанное» отдавала ему, Дохлому. В конце концов, на ее крючок попался Сергеев.

Собственно, денег Леон ему не должен, но знать об этом ему необязательно. Для него он, Павел Дохлов, – пострадавшая по его милости сторона.

Сергеева не жаль – заслужил! Но, узнав, что в городской больнице лежит его мать, он навестил главного врача и выяснил, что необходимо, чтобы облегчить страдания бывшей учительницы. Он не забыл, сколько времени она отдала ему, оболтусу, чтобы обучить французскому языку.