Мужчина слушал внимательно, но по выражению его лица было не понять, интересно ли ему все, что рассказывает Дохлый. Холодный взгляд был направлен куда-то за плечо Дохлого, руки лежали на столе спокойно.

«Да кто ж это такой? Чисто мертвяк!» Охраннику Дохлого, сидевшему за соседним столиком, было не по себе. Такой неподвижный взгляд он видел только у покойников. И он не помнил своего шефа, пребывавшего в таком напряжении. На всякий случай он принял удобную позу, чтобы было легко вскочить из-за стола, если что. «Придушу двумя пальцами шмакодявку», – решил он, глядя на тщедушное телосложение незнакомца.

Самара. Ляля

Ляля занималась своим любимым делом: переставляла по-новому книги на стеллажах и заодно протирала переплеты влажной тряпочкой. Ее любовь к «дамским» детективам была еще одним поводом для насмешек мужа. Тот считал, что женщины специально переводят бумагу, дабы высказать на ней то, что не решаются произнести вслух. Каждая пишет о том, чего на самом деле никогда не будет в ее жизни. Богатый муж, дети-вундеркинды, тонкие и чувственные отношения, интрига, желательно с парочкой трупов, – мечта любой экзальтированной дамочки. А то, что они все такие, эти «детективщицы», муж не сомневался. И снисходительно разрешал Ляле потреблять это чтиво в качестве психологической разгрузки. Сам он, проглатывая втихаря очередной томик Дашковой или Устиновой, наивно полагал, что жена этого не замечает. Ляля лишь тихо посмеивалась над ним, оставляя на видном месте книжные новинки.

Ляля услышала, как поворачивается ключ в двери. «Неужели Соколов решил пожаловать на обед?» – этого не случалось уже несколько лет, хотя офис фирмы находился в десяти минутах езды от дома.

– Мамсик, привет! – Кирилл изогнулся знаком вопроса и чмокнул мать в щеку.

– Привет, дорогой. Учуял любимый борщ? Садись, только руки вымой.

– Есть хочу, сегодня до работы пришлось забежать к шефу домой, у него там с компом нелады, позавтракать не успел!

Ляля уже наливала в тарелку, которую сын называл «мое блюдце», борщ из кастрюли. Кирилл вышел из ванной комнаты, плюхнулся на табурет и откусил от бутерброда с колбасой добрую половину. Эта его привычка закусывать любой суп бутербродами доводила его сестру Марго до бешенства.

– Как съездили к родителям Кати?

– Класс! Я б там поселился, в Беляевке! Свежий воздух, сад огромный и речка в двух шагах. Правда, берега крутые – подмывает. Лестницу жители сделали, по ней и спускаются к воде. Утром вода – ледяная, кайф! Еще озеро имеется, но дальше, у леса.

– Что-то я в тебе раньше не замечала такой тяги к сельской жизни! На дачу к Головановым не затащишь!

– Что дача? Кусок земли с деревьями, огороженный забором! А там – простор!

– Хочу тебе сказать, Кир: в Беляевке было наше родовое имение Печенкиных.

– Вот это да! Почему ты мне раньше не говорила?

– Ты не спрашивал. Вам с Марго никогда не была интересна история нашей семьи.

– Мамсик… не обижайся. Сейчас молодежь вся такая, твои дети не исключение, – нашелся Кирилл.

– И Катя?

– Нет, мам. Катя как раз другая. А семья у нее… В одном доме – куча народа, и никто никому не мешает. Разговаривают тихо, не кричат. Только деду – он глуховат. Нет, у них нет той могильной тишины в доме, как у нас… Ой, прости, мам, – осекся Кирилл, видимо, заметив, как она помрачнела.

– Ты прав, Кир! Именно – могильная, – вздохнула Ляля.

– В последнее время, что я здесь жил, казалось, дома нет никого. Если бы не стук «клавы» из-за ваших с отцом дверей! Вы с ним совсем не общаетесь?

– Все у нас нормально, Кир! Не драматизируй. Ты лучше скажи, почему с Катей нас не знакомишь?

– Вот сегодня как раз и зашел сказать – вечером придем вдвоем! Только предупреждаю заранее. Я с ней не просто так. Понравится она вам или нет, на мое отношение к ней это не повлияет.

– Что же в ней такого необычного, что ты нас так готовишь к знакомству?

– Отвечу. Во-первых, она старше меня на три года.

– Это не смертельно!

– А во-вторых, у нее есть ребенок, не от меня. Дочка живет у Катиных родителей.

– Где же ты нашел такое сокровище, сын?

– Я так и знал, что ты не удержишься и съязвишь! Все просто – мы вместе работаем.

– Собираешься жениться? – не удержалась Ляля от вопроса.

– Мам, ну какая женитьба! У нас ни кола ни двора. Где жить? В коммуналке у нее? Или у вас? Нет уж… Хотя можно к родителям в деревню…

– Не выдумывай! Что ты там делать будешь? С твоим образованием?

– Мам, ну ты что думаешь, Беляевка – медвежий угол? Большое село! Асфальт, фонари! Тарелки и Интернет в каждом практически доме. Школа, больница, дом творчества! Между прочим, ребенку там – рай. Каких только кружков нет! А я в школу пойду работать. Учителем информатики!

– Шутишь, Кир? – Ляля недоверчиво посмотрела на сына.

– Нет, мам. Катя захочет – поеду! Мне она очень нравится, правда. И мне надоело ее скрывать от вас, словно она прокаженная. Между прочим, и Катя боится к вам идти. Вбила себе в голову, что вы не захотите ее принять, еле сумел уговорить сходить хотя бы в гости!

– Прости, Кир, но мне не все равно, с кем ты живешь. И не буду обманывать, наличие у нее ребенка – не радостная для меня новость.

– А мне ее дочка понравилась. Такая прикольная! Залезла ко мне на колени и сразу папой назвала. Шебутная немного, но послушная. С ней в основном Катькин прадед возится. Ему сто лет в обед, а за Машкой присматривает. Кстати, не хочешь на родину предков съездить, а?

– Мы как раз эту поездку обсуждали вчера на даче. Я вам вечером все расскажу. Приводи свою Катю, будем знакомиться!

– Спасибо, мамсик! Тогда до вечера!

Кирилл, перескакивая через ступеньку, побежал вниз по лестнице. Ляля, едва успев дойти до кухонного окна, увидела, как ее сын лихо выруливает из арки дома на своей побывавшей в дорожных битвах «десятке».

* * *

– Сашка, не таскай со стола, всю красоту порушишь! – Ляля довольно ощутимо хлопнула мужа по протянутой к очередному канапе руке.

– Ну ты, Лялька, зануда. Что изменится от того, что в этой горе не хватит одного бутерброда?!

С последней поездки на дачу Головановых изменились их отношения. Ляля поняла, чего не хватало им в последнее время. Этой вот шутливой легкости и нарочито грубоватых подколок. Такие переругивания могут себе позволить лишь очень близкие друг другу люди. И никаких обид. Любя, прощая и терпя. Они вернулись к началу их совместной жизни. Когда все острые углы сглаживались таким вот образом. Может быть, поэтому их брак продержался и год, и три, а потом и двадцать с лишним лет.

– Иди, открывай дверь сыну, голодающий! – Ляля подтолкнула мужа в спину по направлению к коридору.