Савелий взглянул и, к своему изумлению, в наблюдателе, прессуемом Иваном Николаевичем, узнал иеродиакона Илиодора в мирском платье. И поди ещё пойми, кто кого прессовал. В данный момент могучий инок потрясал блокнотиком и исполненный гражданского гнева говорил что-то небожественное.

– Я думал, вы только эльфов да витязей корчите… – Савелий даже головой покрутил.

– Совершенно не обязательно. Всё, что угодно, лишь бы материал был подходящий.

– А Иван Николаевич… он кто в данном случае? Фальсификатор?

– Н-ну… не совсем. Персонаж у него довольно сложный, не чета твоему. «Член по принуждению, внутренне неготовый к фальсификациям, но зависимый от председателя…»

– Как?.. – не поверил услышанному Савелий.

Пётр Маркелович повторил.

– А что ж он наблюков прессует, если по принуждению?

– Значит, достали…

Разговор прервался, поскольку в следующее мгновение грянули вопли, отразились от стен, от потолка – наблюдатели засекли «карусельщицу», милую интеллигентную даму в тонированных очках и лёгкой накидке. Сомнений быть не могло: она уже один раз голосовала, и её запомнили. Особа, однако, оказалась тёртая, такую голыми руками не возьмёшь.

– Вот открепительный… – наивно хлопая накладными ресницами, лепетала она. – Вот паспорт… Ой! А паспорт-то я, оказывается, дома забыла… Ка-кая досада!..

Озабоченно потирая синевато-багровую каинову печать меж бровей, приблизился старый знакомец – Николай Иванович. В руках айпад.

– Ваша правда, Пётр Маркелович, – покряхтывая, признал он. – Есть нам, есть чему у вас поучиться… Сыпануть бюллетени под ноги – заранее придумали?

– Упаси боже! Импровиз чистой воды.

– Мм… Вот как?.. Надо взять на вооружение. Только не избирателю, конечно, под ноги, а наблюку… – замолчал, вперил взор в айпад. – Ну что? По предварительным прикидкам нужных бюллетеней в урне на двадцать пять штук меньше, чем хотелось бы. Но это даже ничего. Лучше чуть меньше, чем больше, а то потом хлопот не оберёшься…

Тут Савелия Павловича замутило окончательно, и он бочком-бочком двинулся на выход, а месяц спустя окунулся в точно такой же абсурд, с той лишь разницей, что выхода из него предусмотрено не было.

* * *

– Вы уверены, что они друг у друга не списывали?

Клара Карловна изучала отчёт. Над головой её по-прежнему располагался загадочный зловещий плакатик: «Народ уничтожают со святынь». Савелий сидел напротив и украдкой изучал владелицу кабинетика. Что-то изменилось в их отношениях, как-то теперь по-другому воспринимал молодой педагог своё начальство.

И если бы только его! Точно так же как убеждённый атеист повсюду, куда бы он ни посмотрел, видит отсутствие Бога, Савелий Павлович после избирательной мистерии в спортзале подозревал игру везде и во всём. На улице, в общественном транспорте, на педсовете, в классе он ловил себя на том, что упорно пытается определить, у кого какая легенда, кто тут мастерский (с несложным заданием), кто дивный (заигравшийся до утраты ориентации), кто орчонок (напросившийся на отрицательную роль)…

Вот и сейчас тоже.

«Кабинетка… – машинально прикидывал Савелий. – Кабинетка-театралка в чистом виде… Клара – загруженная, а я… А я, пожалуй что, провисший…»

– Если и списывали… – кашлянув, произнёс он вслух, – то не больше, чем всегда… Передирают, как правило, не думая, дословно… а тут об одном и том же, но по-разному…

– Так! – решительно сказала завуч. – Что в итоге? Получается, чуть ли не четверть ваших родителей – ролевики?

– Моих?

Завуч поморщилась:

– Перестаньте цепляться к словам, Савелий Павлович! Вы прекрасно понимаете, о чём я… Впрочем… – Уголок слегка подкрашенного рта презрительно покривился. – С кем поведёшься…

– Вы про Петра Маркеловича?

Краска бросилась в лицо Клары Карловны, и Савелий Павлович, отвлёкшись наконец от своих ролевых фантазий, впервые в жизни обратил внимание, что завуч скорее молода, чем моложава. Если и старше самого Савелия, то очень не намного. Внезапное это открытие вызвало новый оползень предположений. А ведь что-то у них там, наверное, стряслось с Петром Маркеловичем, если она даже имени его не может спокойно слышать…

– Вы проницательны, – процедила Клара, то ли угадав его мысли, то ли просто отвечая на предыдущий вопрос. Взяла первое попавшееся сочинение, прочла: – «На выборы мы не пойдём, потому что в воскресенье у нас полигонка…» Что такое полигонка?

– Полевая игра. Видимо, всей семьёй выезжают…

Отвечал Савелий Павлович механически, а сам пытался припомнить, когда он заметил первый раз эту лютую ненависть завуча по воспитательной работе к женолюбивому преподавателю истории. А ведь, получается, между первой и второй четвертью прошлого учебного года… иными словами, в ту самую пору, когда Пётр Маркелович сочетался очередным законным браком. Совпадение?..

– Что вы сами об этом думаете? – резко спросила Клара.

Савелий не сразу сообразил, о чём она. Ах да, полигонка… Назначена на субботу и продлится до понедельника. А в воскресенье выборы. Честно говоря, Савелий Павлович много уже чего передумал. Помнится, сразу же, как только проверил сочинения, кинулся к Петру Маркеловичу:

– В чём дело? Вы что, всё отменили? Почему?

Игротех тонко улыбнулся:

– Так… мастерский произвол…

– А-а-а… – сообразил Савелий. – То есть ролевики будут в поле, а в городе за них проголосуют?

– Упаси боже! Всё по-честному…

Больше из него вытрясти ничего не удалось. История представлялась Савелию совершенно загадочной: провести такую подготовку, потратить столько сил – и в последний момент сыграть отбой? В голове не укладывалось. Единственная относительно правдоподобная версия звучала так: итоги павильонки в спортзале оказались настолько неутешительны, что оппозиция пошла на попятную. Или на сделку с властью, что, собственно, одно и то же. Короче, от помощи неформалов политики, скорее всего, отказались.

– Так что вы об этом думаете? – настаивала Клара Карловна.

– Возможно, форма протеста, – неуверенно высказался молодой педагог.

– То есть ролевики решили бойкотировать выборы?

– Ну да…

Несколько мгновений Клара Карловна сидела неподвижно и незряче, не смея поверить этакому чуду. Слишком уж, согласитесь, удачно всё складывалось. И не исключено, что в ту же самую минуту во всех школах Гоблино с точно такой же надеждой в глазах замерли многие-многие педагоги, отягощённые обязанностью обеспечить Парамону Сидоровичу Кирдыку убедительную победу на выборах.

Возможно, так оно и было, поскольку в следующие два-три дня агитационная истерия плавно и неуклонно пошла на спад. Действительно, к чему напрягаться, если противник сам обрёк себя на поражение?

Но всё это чуть позже. А в данный момент Савелий Павлович заворожённо смотрел на оцепеневшую завуча (а как ещё скажешь?) и по-прежнему силился уразуметь, что за персонаж перед ним. Разумеется, не «член по принуждению, внутренне неготовый к фальсификациям, но зависимый от председателя» – тут иное… Так кто она? Фанатка дисциплины, бесполая и беспощадная, или же (более сложный случай) несчастная женщина, долго и терпеливо