творить современное государство, призванное стать светочем и источником вдохновения для Европы и всего мира.

Но он и не собирался делать ничего подобного. Его ограниченное, чисто подражательное воображение было заполнено мечтами о том, чтобы стать новым Цезарем. Он втайне стремился стать настоящим императором, с короной на голове и всеми соперниками, однокашниками и друзьями — у его ног. Титул императора не мог прибавить ему полномочий сверх тех, которыми он уже пользовался, но этот титул мог обеспечить нечто большее — восхищение его матери.

Можно ли было ожидать иной реакции от человека, подобного Наполеону, на представившуюся ему восхитительную творческую перспективу? Но сначала Франция должна была стать процветающей. Для голодной Франции император был бы явно неуместным бременем. Наполеон приступил к осуществлению старого плана дорожного строительства, одобренного еще Людовиком XV; он создавал систему каналов в подражание каналам английским; он реорганизовал полицию и обеспечил безопасность внутри страны и, подготавливая сцену для своей личной драмы, вознамерился придать Парижу облик Рима — с классическими арками и колоннами. Он воспользовался ранее существовавшими великолепными планами развития банковского дела. Во всех этих начинаниях он шел в ногу со своим временем; они все равно были бы реализованы — с меньшим деспотизмом, с меньшей централизацией, — даже если бы его никогда не было. Кроме того, Наполеон решил ослабить республиканцев, фундаментальные принципы которых он собирался упразднить. Он призвал эмигрантов вернуться в страну, при условии, что они представят убедительные гарантии уважения к новому режиму. Многие из них хотели вернуться на таких условиях и забыть о Бурбонах.

Кроме того, Наполеон заключил важный примирительный договор, конкордат с Римско-католической церковью. Она должна была поддерживать его, а он должен был восстановить власть Рима в церковных приходах. Он считал, что без религии Франция никогда не станет послушной и управляемой, никогда не потерпит новой монархии.

«Разве может быть порядок в стране, — говорил он, — без религии? Общество не может существовать без имущественного неравенства, которое, в свою очередь, не может существовать без религии. Когда один человек умирает от голода рядом с другим человеком, который страдает от обжорства, то примириться с этим можно только тогда, когда есть власть, которая заявляет: "На то есть воля Божия: в этом мире должны быть богатые и бедные, но в мире ином и в жизни вечной неравенство будет проявляться по-иному"».

Наполеон считал, что религия — и особенно ее поздняя римско-католическая разновидность — является великолепным инструментом для того, чтобы держать в повиновении простых людей. В свои ранние якобинские дни он отвергал ее по этой же самой причине.

Еще одним большим достижением, характеризующим диапазон его воображения и его понимание человеческой сущности, было учреждение ордена Почетного Легиона — прекрасно просчитанной программы награждения французов кусочками ленты с целью отвлечения амбициозных людей от подрывной деятельности.

И ко всему прочему, Наполеон заинтересовался пропагандой христианства. Вот его точка зрения на использование Христа в политических целях:

«Я желаю восстановить институт зарубежных миссий; ибо зарубежные миссионеры могут очень пригодиться мне в Азии, Африке и Америке, потому что я велю им заниматься разведывательной деятельностью во всех посещаемых ими странах. Неприкосновенность их одеяния не только послужит им защитой, но и поможет скрыть их деятельность по добыванию политической и коммерческой информации. Глава миссионерского учреждения будет теперь пребывать не в Риме, а в Париже».

Это были идеи скорее жуликоватого торговца, чем государственного деятеля. Его отношение к образованию демонстрировало такое же непонимание возникающих перед ним новых реалий. Он почти полностью игнорировал начальное образование, оставив его на попечение местных властей; его планы предусматривали, что учителя будут оплачиваться за счет гонораров ученых; он явно не желал, чтобы простые люди получали образование, ибо не имел ни малейшего представления о том, зачем оно им нужно; зато он был заинтересован в учреждении технических училищ и высших учебных заведений, потому что государство нуждалось в услугах умных, талантливых и хорошо образованных людей.

Это был полный отход от важного образовательного плана, составленного для Республики маркизом Кондорсе в 1792 г., который предусматривал всеохватывающую систему бесплатного образования для всей страны. Медленно, но неуклонно проект Кондорсе воплощается в жизнь; великие страны во всем мире вынуждены заниматься его реализацией во все более полном объеме, и поэтому нас не интересуют ухищрения Наполеона в этой области. Что же касается образования матерей и жен рода человеческого, то вот образчик наполеоновской мудрости:

«Я думаю, что мы не должны обременять себя какими-либо планами относительно образования молодых женщин; нет лучшего воспитания, чем то, которое дадут им их матери. Общественное образование им не нужно, потому что им никогда не придется заниматься общественной деятельностью. Хорошие манеры — это все, что им нужно, а замужество — это все, к чему они стремятся».

Столь же сурово обошелся первый консул с женщинами и в «Кодексе Наполеона». Жена, например, не имела права распоряжаться принадлежащей ей собственностью; она всецело зависела от своего мужа. Этот гражданский кодекс был, в основном, творением Государственного совета.

В кодексе было собрано воедино, исправлено и разъяснено обширное беспорядочное нагромождение законов, старых и новых. Как и все, что создал Наполеон, его кодекс обеспечивал немедленную практическую отдачу, он трактовал явления и связи между ними таким образом, чтобы люди сразу же приступали к работе над ними без всяких дальнейших обсуждений. Однако немедленная практическая отдача замедлялась тем, что кодекс часто давал неверную трактовку вещам и связям между ними. Этот кодекс обладал интеллектуальной энергией, но в нем отсутствовала интеллектуальная глубина. Существующее положение вещей он трактовал как должное.

Повсюду вокруг Наполеона происходил процесс возрождения базовых идей цивилизованного общества и принципов человеческого сотрудничества, но он так этого и не понял. Он примирился с этим периодом перемен и попытался сохранить его навсегда. Долгое время Франция была опутана этой смирительной рубашкой образца начала XIX в., которую навязал ей Наполеон.

Он жестко регламентировал статус женщин, статус трудящихся, статус крестьян — сложно было выбраться из созданной им сети жестких формулировок.

Так Наполеон — своим безжалостным, трезвым и ограниченным умом — решил быстро и эффективно взять под контроль Францию. И этот процесс установления и ужесточения контроля