– Ох, ничего себе! – она даже зажмурилась.

– Да. Уж если это не заставит его вернуться как можно скорее, то, боюсь, он застрянет там навечно. Ты ведь знаешь, как он любит свою квартиру.

Она не ответила, взгляд ее был серьезен и сосредоточен.

– Халед вернулся в Индию, – бросила она ровным тоном, наблюдая за выражением в моих глазах.

– Где он?

– В Дели – точнее, около Дели.

– Когда он вернулся?

– Сообщение пришло два дня назад. Я проверила его, и похоже, это он.

– Какое сообщение?

Она перевела взгляд на море и испустила долгий медленный вздох.

– У Джита есть доступ ко всем телеграфным линиям. По одной из них пришло сообщение о новом духовном лидере по имени Халед Ансари, который пришел пешком из Афганистана, собрав по пути толпы своих последователей. Я попросила Джита проверить сообщение, его люди послали запрос с описанием внешности Халеда, и все совпадает.

– Ну, слава богу! Слава богу!

– Да, пожалуй… – пробормотала она. Намек на прежнее озорство и таинственность промелькнул в ее глазах.

– Значит, ты уверена, что это он?

– Да, настолько, чтобы поехать к нему, – ответила она, опять посмотрев на меня.

– Ты знаешь точно, где он находится сейчас?

– Нет, но знаю, куда он направляется.

– И куда же?

– В Варанаси. Там живет Идрис, учитель Кадербхая. Он уже очень стар, но все еще преподает.

– Учитель Кадербхая? – воскликнул я, пораженный тем, что за все сотни часов, в течение которых я вел философские беседы с Кадербхаем, он ни разу не упомянул этого имени.

– Да. Я встречалась с ним однажды, сразу после приезда в Индию. У меня было… не знаю даже, как это назвать… нервное расстройство, наверное. Я летела в Сингапур и даже не помнила, как я попала на самолет. Совершенно расклеилась. Кадер был на том же самолете. Он обнял меня, и я все ему рассказала… все, до конца. Следующее, что я помню, – это пещера со статуей Будды, и рядом этот Идрис, учитель Кадера.

Она помолчала, мысленно перенесясь в прошлое, затем, встряхнувшись, вернулась к действительности.

– Я думаю, Халед хочет увидеться с Идрисом. Он всегда мечтал встретиться со старым гуру – это у него было прямо навязчивой идеей. Не знаю, почему он не встретился с ним раньше, но думаю, что собирается сделать это теперь. Может быть, он уже там. Он все время расспрашивал меня о нем. Это от Идриса Кадер впервые услышал о теории разрешения и…

– Какой теории?

– Разрешения. Кадер так ее называл и говорил, что Идрис познакомил его с ней. У Кадера это было философией жизни – учение о том, что вся вселенная непрерывно стремится…

– К усложнению, – закончил я за нее. – Я знаю, он часто говорил со мной об этом. Но он не называл это теорией разрешения и никогда не упоминал Идриса.

– Странно. Он очень любил Идриса, тот был для него кем-то вроде духовного отца. Однажды он назвал его учителем всех учителей. И я знаю, что он хотел отойти от дел и поселиться в Варанаси, где-нибудь недалеко от Идриса. Так что именно туда я поеду, чтобы найти Халеда.

– Когда поедешь?

– Завтра.

– Ясно… – протянул я. – Это… это как-то связано с тем, что было… у вас с Халедом раньше?

– Знаешь, Лин, иногда ты бываешь просто невыносим.

Я резко поднял голову, но ничего не сказал на это.

– Ты знаешь, что Улла тоже вернулась? – спросила она, помолчав.

– Нет. Когда? Ты видела ее?

– Я получила от нее записку. Она остановилась в «Президенте» и хотела встретиться со мной.

– И ты пошла?

– Нет, я не хотела, – задумчиво ответила она. – А ты пошел бы, если бы она пригласила тебя?

– Да, наверное, – ответил я, глядя на залив, где лунный свет играл на гребешках волн, извивавшихся, как змеи. – Но не ради нее, а ради Модены. Я видел его недавно. Он по-прежнему сходит по ней с ума.

– Я видела его сегодня, – отозвалась она спокойным тоном.

– Сегодня?

– Да, как раз перед тем, как прийти сюда. Он был у нее. Я пошла в «Президент», прямо в ее номер. Там был один парень, Рамеш…

– Это его друг. Модена говорил о нем.

– Да. Этот Рамеш открыл мне дверь, я вошла и увидела Уллу, которая сидела на постели, прислонившись спиной к стене. А Модена лежал у нее на коленях, пристроив голову на ее плече, с этим своим лицом…

– Да, я знаю. Жуткое зрелище.

– Эта сцена была какой-то совершенно невероятной. Она потрясла меня. Сама не знаю, почему. Улла сказала, что отец оставил ей в наследство кучу денег – ее родители были ведь очень богатыми, практически хозяевами того города, где она родилась. Но когда она пристрастилась к наркотикам, они выгнали ее без гроша в кармане. Несколько лет она не получала от них ничего, пока ее отец не умер. А теперь, унаследовав все эти деньги, она решила вернуться сюда и найти Модену. Она сказала, что чувствовала себя виноватой перед ним, ее замучала совесть. Ну, и она нашла Модену – он ждал ее. Когда я увидела их вместе, это напомнило мне сцену из какого-то романа…

– Вот черт, а он ведь знал, что так и будет, – тихо заметил я. – Он говорил, что она обязательно вернется, и она вернулась. Я тогда ему не поверил, думал, это просто безумные мечты.

– Это было похоже на «Пьету» Микеланджело – знаешь? Точно та же поза. Это выглядело очень странно и порядком встряхнуло меня. Бывают вещи настолько непостижимые, что они даже бесят тебя.

– А чего она хотела?

– В смысле?

– Почему она пригласила тебя?

– А, понимаю твой вопрос, – сказала она, криво улыбнувшись. – Улле всегда надо что-то конкретное.

Она посмотрела на меня. Я приподнял одну бровь, но ничего не сказал.

– Она хотела, чтобы я достала паспорт для Модены. Он здесь живет уже много лет и давным-давно просрочил свою визу. А у испанской полиции он на крючке. Ему нужен паспорт на другое имя, чтобы вернуться в Европу. Он может сойти за итальянца или португальца.

– Предоставь это мне, – спокойно отозвался я, поняв наконец, почему она захотела встретиться со мной. – Я завтра же займусь этим. Я знаю, где найти его, чтобы получить его фотографии и все, что понадобится. С его внешностью чужую фотографию на таможне не предъявишь. Я улажу все это.

– Спасибо, – ответила она, глядя на меня с такой страстной интенсивностью, что сердце у меня стало колотиться о грудную клетку. «Очень глупая ошибка, – сказал однажды Дидье, – оставаться наедине с человеком, которого ты любил, хотя и не следовало бы». – Что ты делаешь сейчас, Лин?