хотя пока едва различимые тенденции вели к новому способу руководства государством — парламентаризму, которому предстояло в дальнейшем распространиться едва ли не на весь мир. Нов XVI в. об этих тенденциях мир еще не имел представления.

Немногие из монархов оставили нам откровенные дневники. Быть монархом и быть откровенным — несовместимые достоинства. Со всей неизбежностью монархия — это притворство. Историку поневоле приходится домысливать, насколько позволяют способности, чем была наполнена голова, которая носила корону. Несомненно, психология царственных особ менялась от века к веку. Но в нашем распоряжении есть сочинения одного достаточно одаренного человека этого периода, который поставил перед собой задачу изучить и изложить на бумаге, что представляет собой искусство быть королем, как оно понималось в конце XV в.

Этим человеком был знаменитый флорентиец Никколо Макиавелли (1469–1527). Он родился в знатной и обеспеченной семье, к двадцати пяти годам уже занимал видное общественное положение в Республике. Восемнадцать лет он провел на флорентийской дипломатической службе, принимал участие в нескольких посольствах, а в 1500 г. его отправили во Францию вести переговоры с французским королем. С 1502 до 1512 г. он был правой рукой Содерини, гонфалоньера (пожизненного президента) Флоренции. Макиавелли занимался реорганизацией флорентийской армии, писал речи для гонфалоньера, был, по сути, мозговым центром всей флорентийской политики. Содерини, который опирался на французов, был сброшен семьей Медичи, которых поддерживали испанцы. Макиавелли, хоть он и предложил свои услуги победителям, пытали на дыбе, а затем изгнали. Он обосновался на вилле возле Сан-Кашано, где-то в двенадцати милях от Флоренции, и там коротал время за тем, что сочинял и собирал скабрезные рассказы для своего друга в Риме, а также писал книги об итальянской политике, в которой он больше не мог принимать участие. Так же, как мы обязаны книгой путешествий Марко Поло его заточению, так и «Государь» («Князь»), «История Флоренции» и «О военном искусстве» Макиавелли увидели свет благодаря его падению и скуке Сан-Кашано.

Непреходящая ценность этих книг заключается в их четком представлении качеств и ограничений правящих умов той эпохи. В изложении Макиавелли это занятие — быть правителем — рассмотрено с исключительной логической последовательностью, что поможет всесторонне понять его.

На его восприимчивый разум огромное впечатление произвела личность Цезаря Борджа, герцога Валентине, коварная, жестокая, полная дерзких и честолюбивых желаний. Макиавелли, еще будучи флорентийским послом, провел в его лагере несколько месяцев. Эта блистательная личность и послужила прообразом идеального правителя, «государя» Макиавелли. Цезарь Борджа (1476–1507), чтобы у читателей не оставалось неясностей, был сыном Папы Александра VI, Родриго Борджа (1492–1503).

Читателя, возможно, удивит, что у римского Папы был сын, но это был, не следует забывать, Папа предреформационной эпохи. Папство тех времен не слишком обременяло себя тяготами морали, и хотя Александру, как священнику, по обету следовало оставаться безбрачным, это не мешало ему открыто жить в своего рода свободном супружестве и тратить ресурсы христианского мира на продвижение своей семьи.

Юношей Цезарь был жизнелюбом даже по меркам того времени: он приказал убить своего старшего брата и был мужем своей сестры Лукреции. Цезарь Борджа в дальнейшем предал и убил еще не одного человека. С помощью своего отца он стал герцогом, завладев обширной областью в Центральной Италии; тогда его и посетил Макиавелли. Военных способностей герцог Борджа почти или вовсе не выказал, зато проявил немалую смекалку в политических вопросах. Его великолепию было суждено продлиться недолго. Когда вскоре умер его отец, оно лопнуло, как мыльный пузырь. То, что сам по себе Цезарь Борджа не представляет ничего интересного, разве что в плане психических отклонений, Макиавелли не смог разглядеть. Для нас Цезарь Борджа представляет интерес лишь потому, что для Макиавелли он был воплощением идеала превосходного и успешного правителя.

Немало было исписано бумаги, чтобы доказать, что у Макиавелли в основе его политических сочинений лежали широкие и благородные намерения. Но все подобные попытки выставить его в привлекательном свете едва ли убедят скептического читателя, который предпочитает принимать то, что написано в строках, вместо того, чтобы выискивать нечто воображаемое между строк сочинения Макиавелли. Этот человек определенно не верил ни в какую справедливость или порядочность, не верил в Бога — правителя мира или в Бога в человеческом сердце и не представлял, какой силой обладает разум человека.

Чуждыми для него были и утопические видения всемирного человеческого порядка, попытки воплотить в действительность «Град Божий». Ничего этого он не хотел. В его представлении обрести власть, удовлетворять свои желания, вожделения и ненависть, упиваться властью и демонстрировать всем свою власть — было венцом человеческих стремлений. Только государь мог вполне воплотить в действительность такую жизнь.

Возможно, некоторая робость или же осознание того, что лично ему такие притязания не по плечу, заставили Макиавелли отказаться от этих мечтаний. Но он мог надеяться служить государю, жить рядом с его славой, делить с ним богатство и вожделения, удовлетворение злых замыслов. И князь однажды почувствует, что ему никак не обойтись без своего незаменимого Макиавелли! Как следствие он стал «знатоком» государственной механики. Он содействовал падению Содерини.

Когда Медичи отправили его на дыбу, а затем в изгнание, и у Макиавелли не осталось надежд стать хотя бы преуспевающим придворным паразитом, он написал этот учебник коварства, чтобы показать, какого умного слугу утратил кое-кто из сильных мира сего. Его основным правилом, его великим вкладом в политическую литературу был постулат о том, что нравственные обязательства, которыми руководствуются обычные люди, не должны ограничивать правителей.

Италия тогда оставалась слабой и разделенной, она могла подвергнуться нападению турков и ее спасла от турецкого завоевания только смерть султана Мехмеда; французы и испанцы соперничали за нее так, словно она была лишена права голоса. По этой причине некоторые склонны приписывать Макиавелли добродетель патриотизма — потому только, что в его представлениях Италия могла стать единой и сильной. Но, опять же, в такой возможности он видел лишь прекрасный шанс для своего государя показать себя. Макиавелли был сторонником национальной армии, но потому, что видел — итальянский метод вести войну, нанимая банды иноземных наемников, был безнадежен. В любое время такие войска могли перейти на сторону того, кто больше заплатит, или приняться за грабеж страны, которую их наняли защищать. Макиавелли был под глубоким впечатлением от тех побед, которые одержали швейцарцы над миланцами,